– «Ich bin Lobero. Ich will euch aus den Schatten der Nacht zu schützen», – равнодушно произнес немецкие фразы Мэтью.
– Ну почему он упорно продолжает писать по-немецки? – фыркнула я. – Ведь знает же Рудольф, что я с трудом понимаю немецкий.
– Его величеству доставляет удовольствие сознавать, что я вынужден переводить его признания в любви.
Я поморщилась:
– И как это звучит в переводе?
– «Меня зовут Лоберо. Я защищу тебя от тени ночи».
– А это имя что-нибудь значит?
Мне вспомнились слова Изабо о важности имен. Боже, как давно это было!
– В переводе с испанского, тетушка, оно означает «охотник на волков». – Галлоглас взял щенка на руки. – Этот пушистый комок – щенок венгерской овчарки. Они действительно вырастают в больших собак, способных завалить медведя. Отличаются невероятной преданностью хозяевам. Службу свою несут по ночам.
– Медведя? Вот это здорово! Когда мы привезем его в Лондон, я раздобуду поводок и поведу Лоберо на травлю медведя. Пусть учится, – строил восторженные планы Джек. – А правда, Лоберо – красивое имя? Мастер Шекспир наверняка захочет вставить это имя в свою новую пьесу. – Джек потянулся к щенку, и Галлоглас охотно отдал ему извивающийся белый комок. – Энни! Теперь моя очередь кормить Лоберо! – Джек устремился вверх по лестнице, крепко прижимая к себе щенка.
– Увести их на несколько часов? – спросил Галлоглас, увидев лицо Мэтью, предвещавшее бурю.
– Дом Болдуина пустует?
– Если ты спрашиваешь о жильцах, то да.
– Уводи всех, – распорядился Мэтью, снимая с меня плащ, который я забыла снять.
– Даже Лоберо?
– В особенности Лоберо.
За ужином Джек трещал как сорока, успевая пихать локтями Энни и кормить щенка, изобретая для этого поистине оккультные методы. Детская возня и щенячьи восторги отвлекали мое внимание. Меж тем я чувствовала: Мэтью решил поменять планы на вечер. С одной стороны, он был стайным животным, и какая-то часть его личности наслаждалась заботой о безопасности стаи. А с другой – он оставался хищником, и я чувствовала, что окажусь его сегодняшней добычей. Чувство было не из приятных. Хищник в Мэтью перевесил. Он выпроводил из дому всех, включая Терезу и Каролину.
– Зачем ты их всех выгнал? – спросила я.
Мы сидели у камина в гостиной второго этажа. В воздухе до сих пор вкусно пахло недавним ужином.
– Что произошло днем? – поинтересовался Мэтью.
– Вначале ответь на мой вопрос.
– Не дави на меня. Особенно сегодня, – предостерег меня Мэтью.
– Думаешь, мой день был легким?
Между нами потрескивали туго натянутые черные и голубые нити. К этой зловещей картине примешивались тягостные ощущения.
– Не думаю. – Упершись ногами, Мэтью шумно отодвинулся вместе со стулом. – Но ты что-то от меня скрываешь. Диана, что у тебя произошло во время встречи с тем колдуном? – (Я молча смотрела на мужа.) – Диана, я жду.
– Ты можешь ждать, пока ад не остынет. Мэтью, я тебе не служанка. Я первой задала вопрос.
Нити приобрели пурпурный цвет. Они перекручивались, а их узор делался все искаженнее.
– Я отослал всех, чтобы поговорить с тобой наедине. Теперь ответь, что там было?
Запах гвоздики, исходивший от него, стал удушающим.
– Я видела Голема. Познакомилась с его создателем, еврейским прядильщиком Авраамом. Он, как и я, владеет силой оживления.
– Я тебе уже говорил: мне не нравится, когда ты играешь с жизнью и смертью.
Мэтью налил себе еще вина.
– Ты сам играешь с ними постоянно, и я это принимаю как часть твоей природы. Тебе придется принять это и во мне.
– А этот Авраам? Кто он такой? – сердито спросил Мэтью.
– Мэтью, никак ты вздумал ревновать меня к другому прядильщику?
– Ревновать? Это чувство свойственно теплокровным. Я давно его утратил. – Он глотнул вина.
– Мы не впервые проводим время порознь. Ты занимаешься делами Конгрегации и своего отца. Я – своими. Почему этот день должен отличаться от всех прочих?
– Он отличается, потому что я чую на тебе запахи всех, с кем ты сегодня общалась. Довольно того, что ты повсюду носишь запахи Джека и Энни. Это уже скверно. Галлоглас и Пьер стараются не прикасаться к тебе, но и их запахи есть на тебе, поскольку они много времени проводят в твоем присутствии. Сегодня к этой гамме нужно добавить запахи Махараля, герра Майзеля и еще по меньшей мере двоих. Единственный запах, смешение которого с твоим я допускаю, – это мой. Но я не могу посадить тебя в клетку и потому вынужден, насколько возможно, терпеть. – Мэтью опустил кубок на стол и встал, намереваясь отойти от меня.
– Я твои слова воспринимаю как ревность.
– Ошибаешься. Я уже сказал, ревность меня не задевает! – разгневанно напомнил мне Мэтью. – А то, что я испытываю сейчас, – это жуткое грызущее чувство утраты и гнева, поскольку в хаосе нашей жизни мое четкое представление о тебе размывается. Я теряю контроль над происходящим. – Его зрачки становились все шире.
– Такова твоя вампирская природа. Обостренное чувство собственности, – спокойно ответила я, делая шаг в его сторону. Сегодня меня не пугал гнев Мэтью. – У меня другая природа. Я ведьма. Ты обещал принимать меня такой, какая я есть: светлое и темное, женщину и ведьму, независимую личность и твою жену.
А вдруг он передумал? Вдруг ему расхотелось, чтобы подобная непредсказуемость и дальше присутствовала в его жизни?
– Я принимаю тебя целиком, такой, какая ты есть. – Мэтью потянулся к моей щеке.
– Нет, Мэтью. Ты меня терпишь, поскольку думаешь, что однажды я подчиню свою магию твоим интересам. У нас с рабби Лёвом был разговор о терпимости. Он не обольщается на этот счет. Терпимость имеет свойство кончаться внезапно и без каких-либо причин, и тогда тот, кого терпели, лишается всего. Моя магия не черта характера, которую ты можешь обуздать или настроить под себя. А я не собираюсь скрывать от тебя свою истинную суть. Тогда это уже будет не любовь.
– Ты права. Не надо ничего скрывать.
– Приятно слышать, – облегченно вздохнула я.
Облегчение было недолгим. В следующее мгновение Мэтью сдернул меня со стула, прижал к стене и своими бедрами уперся в мои. Откинув мне волосы, он наклонил голову и припал к вырезу в моем корсаже. Я вздрогнула. Мэтью давно уже не целовал меня в этом месте, а наши интимные отношения прекратились сразу же после выкидыша. Губы Мэтью скользнули по моему подбородку и застыли над жилами шеи.
– Не надо. – Я схватила его за волосы, отведя голову. – Не делай этого, если не собираешься заканчивать то, что начал. Твоих сочувственных и покаянных поцелуев мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
