– Ко мне в гости? – тихо рассмеялась Сара. – Да я бы тебя на порог не пустила.
– Вампирам обычно не требуется приглашения.
Изабо и Сара постоянно совершенствовали свое искусство язвительной перебранки. Маркус и Эм безуспешно пытались убедить их соблюдать правила вежливого общения. Однако две матроны знали: их резкие перепалки помогали поддерживать хрупкое равновесие сил.
– Сара, напрасно ты тут сидишь.
– А чего мне тут не сидеть? Боишься, что помру от простуды? – Душевная боль, вдруг охватившая Сару, сделала ее голос пронзительным. Она скрючилась, словно ее ударили в живот. – Богиня, помоги мне! Как же я тоскую по ней! Изабо, скажи мне, что все это было дурным сном и Эмили по-прежнему жива.
– Это не было сном, – возразила Изабо, стараясь говорить как можно мягче. – Нам всем недостает Эмили. Сара, знаю, насколько тебе сейчас больно. И твоя пустота внутри мне знакома.
– Еще скажи, что со временем это пройдет, – буркнула Сара.
– Нет. Такое не проходит. – (Сара подняла голову, удивляясь признанию Изабо.) – Я каждый день тоскую по Филиппу. Едва восходит солнце, мое сердце кричит, взывая к нему. Я вслушиваюсь, надеясь услышать его голос, но слышу лишь тишину. Я жажду его прикосновения, а ловлю пустоту. Потом день кончается, напоминая мне, что моя истинная пара ушла из этого мира и я больше никогда не увижу его лица.
– Если ты пытаешься меня утешить, твой прием не действует, – сказала Сара, по щекам которой текли слезы.
– Эмили умерла, чтобы ребенок Софи и Натаниэля остался жить. Те, кто причастен к убийству твоей любимой, дорого заплатят. Это я тебе обещаю. Поверь мне, Сара: де Клермоны очень хорошо умеют мстить.
– Думаешь, месть вновь наполнит мою жизнь смыслом? – спросила Сара, щурясь заплаканными глазами на вампиршу.
– Нет. А вот видеть, как растет и взрослеет Маргарет, – да. И это, думаю, поднимет тебе настроение. – Изабо бросила газетную вырезку ведьме на колени. – Диана и Мэтью возвращаются домой.
Часть VI
Новый мир, старый мир
Глава 41
Попытки перенестись в Олд-Лодж XXI века оказались безуспешными. Я сосредоточилась на облике и запахах дома и увидела нити, которые связывали меня и Мэтью с ним: коричневые, зеленые, золотистые. Но они постоянно выскальзывали у меня из рук.
Тогда я попробовала настроиться на Сет-Тур. Нити, связывающие нас с тем местом, были характерным для Мэтью сочетанием черных и красных, слегка разбавленных серебряными. Я представила замок, полный знакомых лиц: Сара и Эм, Изабо и Марта, Маркус и Мириам, Софи и Натаниэль. Однако и эта надежная гавань оказалась недосягаемой.
Внутри нарастала паника. Стараясь полностью игнорировать ее поползновения, я перебирала сотни вариантов, ища альтернативное место возвращения. Оксфорд? Станция метро «Блэкфрайерс» в современном Лондоне? Собор Святого Павла?
Пальцы постоянно возвращались к одной нити в ткани времен, не мягкой и шелковистой, а жесткой и грубой. Я просмотрела эту нить по всей длине и обнаружила, что это вовсе не нить. В мой узор вплелся корень, ведущий к невидимому дереву. Поняв это, я споткнулась, словно зацепившись за невидимый порог, и упала на пол кладовой старого дома Бишопов.
Дома! Я приземлилась на четвереньки. Узлы на нитях между моими ладонями и полом начали распрямляться. Широкие сосновые доски были отполированы ногами многих поколений моих предков. Доски вызывали знакомые ощущения в пальцах. Символ постоянства в изменчивом мире. Я подняла голову. Вдруг мои тетки сейчас сидят в гостиной, ожидая нашего возвращения? Может, это они помогали нам вернуться? Заманчивая мысль оказалась нелепой. Воздух внутри дома говорил об обратном: о том, что дом давно пустует и ни одна живая душа не появлялась здесь с прошлогоднего Хеллоуина. Даже призраки куда-то исчезли.
Мэтью плюхнулся рядом со мной. Его рука по-прежнему сжимала мою. Мышцы дрожали от напряжения, вызванного путешествием во времени.
– Мы одни? – спросила я.
Мэтью принюхался:
– Да.
После его короткого ответа дом пробудился. Безжизненная обстановка мигом сменилась напряженной. Я ощутила дискомфорт.
– Твои волосы опять поменяли цвет, – улыбнулся Мэтью.
Я нагнула голову. Локонов рыжеватой блондинки как не бывало. Вместо них – прямые шелковистые пряди рыжевато-золотистого цвета. Такой же цвет волос был у моей мамы.
– Должно быть, это от путешествия во времени.
Дом заскрипел и застонал. Я чувствовала, как он собирает энергию для выброса.
– Это всего лишь мы с Мэтью, – сказала я.
Мои слова звучали успокаивающе, но голос был резким и со странным акцентом. Однако дом меня узнал и облегченно вздохнул. Из трубы потянуло ветерком. Он принес незнакомый запах ромашки, смешанный с запахом корицы. Я оглянулась через плечо. Все тот же камин, все те же потрескавшиеся деревянные панели вокруг него. Я поднялась на ноги и… чуть не завопила от неожиданности.
– А это что еще за чертовщина?
Из каминной решетки торчали ветви дерева. Черный ствол заполнил собой дымоход. Помимо решетки, ветви пробивались сквозь каменную кладку и обшивку стен.
– Похоже на дерево из перегонного куба Мэри.
Мэтью, прибывший в наше время в черных бархатных штанах и вышитой полотняной рубашке, склонился над камином. Его палец коснулся комочка серебра, вдавленного в кору. Голос мужа, как и мой, был совсем из другой эпохи и из другого места.
– Вроде знакомая вещица, – сказала я. – Напоминает твой знак паломника.
Я тоже опустилась на корточки. Колокол моего черного платья накрыл пол. Так и есть! Знак паломника. Я узнала рисунок гроба Лазаря.
– Думаю, это он, – согласился Мэтью. – Внутри находятся две позолоченные полости. Обычно туда наливали святую воду. Но я, прежде чем покинуть Оксфорд, налил в одну полость свою кровь, а в другую – твою. – Он пристально посмотрел на меня. – Кровь каждого из нас находилась почти рядом. Это вселяло в меня ощущение, что мы с тобой неразлучны.
– Смотри. Твой древний сосуд оплавился по краям. Либо он попал в огонь, либо его сильно нагревали. Если внутри он был позолочен, помимо следов крови, там должны быть и следы ртути.
– Тогда это дерево было сделано из тех же веществ, что и алхимическое arbor Dianae Мэри. – Мэтью поднял голову, разглядывая голые ветви.
Запах ромашки и корицы усилился. Дерево вдруг зацвело. Но мы не увидели ни цветков, ни плодов. С ветвей свешивались иные «плоды»: ключ и лист пергамента.
– Да это же страница из манускрипта, – сказал Мэтью, снимая его с ветки.
– Значит, в двадцать первом веке манускрипт остается поврежденным и неполным. И никакие наши действия в прошлом не смогли этого изменить, – сказала я, успокаивая себя глубоким дыханием.
