Правда, тут несколько раз заходил какой-то странный человек – порыться в коллекциях. Француз. От его оценивающего взгляда Риме становилось неуютно. Некто Герберт Канталь. Или Эрбер, поскольку он француз. Рима не запомнила. В последний свой приход он оставил визитку и просил связаться с ним, если вдруг отыщется что-нибудь интересное. Когда Рима попыталась уточнить, что́ именно его интересует, посетитель ответил расплывчато: все. Она сочла это неуклюжей шуткой и забыла о французе.
И вот теперь нашлось нечто интересное. К сожалению, визитка Канталя куда-то задевалась. Рима перерыла весь свой стол, но та как сквозь землю провалилась. Оставалось дождаться, когда чудаковатый француз придет снова, и показать ему находку. Возможно, его эта английская записная книжка заинтересует больше, чем начальника Римы.
Она перелистала страницы. Где-то посередине книжки, между страницами, ей попалась веточка лаванды и несколько хрупких листиков розмарина. Рима осторожно вытащила находку из трещины в переплете. На мгновение в воздухе слабо запахло увядшей лавандой, и этот запах установил связь между Римой и женщиной, жившей сотни лет назад. Библиотекарь печально улыбнулась, раздумывая о той, кого никогда не видела и не увидит.
– Más basura
[11], – услышала Рима.
Это вернулся Даниэль из бригады рабочих, обслуживающих здание. Он занимался перемещением коробок с чердака вниз, отчего его истрепанный серый комбинезон был покрыт грязными пятнами. Остановив старую, скрипучую тележку, он вывалил на пол еще несколько коробок. Невзирая на холодную погоду, лоб Даниэля блестел от пота, который он поспешил вытереть рукавом, оставляя черную пыльную полосу.
– Café?
[12]
Уже третий раз за эту неделю Даниэль приглашал ее в кафе. Рима знала, что нравится ему. У ее матери в роду были берберы, что сказалось на внешности и фигуре Римы. Многим мужчинам нравились ее женственные округлости, смуглая кожа и миндалевидные глаза. Когда Рима приходила за корреспонденцией, Даниэль постоянно отпускал сладострастные комплименты в ее адрес, норовил погладить по заду и беззастенчиво пялился на ее грудь. Так продолжалось не один год. Даниэля ничуть не смущало, что он дюймов на пять ниже Римы и вдвое ее старше.
– Estoy muy ocupada
[13], – ответила Рима.
Даниэль недоверчиво хмыкнул и поглядел на принесенные коробки. В верхней лежала заплесневелая меховая муфта и чучело крапивника, прикрепленное к подставке из кедра. Даниэль покачал головой, изумляясь, что Рима охотнее проводит время в обществе всей этой плесени и чучел, отвергая его общество.
– Gracias
[14], – пробормотала Рима вслед уходящему Даниэлю.
Она осторожно закрыла книжку и вернула на прежнее место.
Рима переносила содержимое коробки на ближайший стол, а ее взгляд постоянно возвращался к старинной записной книжке в простом кожаном переплете. Пройдет еще четыреста лет, и единственным доказательством, что Рима Хаэн когда-то жила на свете, будет страница из ее ежедневника, список покупок и листок с записью рецепта бабушкиного alfajores
[15]. Неужели все это поместят в пластиковый конверт, снабдят надписью «Автор неизвестен, важности не представляют» и будут хранить в архиве, куда никто не заглядывает?
Столь мрачные мысли могли притянуть к ней несчастье. Рима вздрогнула и дотронулась до амулета в виде руки, символизирующей руку Фатимы, дочери Пророка. Амулет на кожаном шнурке висел на шее Римы и с незапамятных времен передавался от матери к дочери.
– Khamsa fi ainek
[16], – прошептала Рима, надеясь, что эти слова отгонят злых духов, которых она могла притянуть своими неуправляемыми мыслями.
Часть II
Сет-Тур и деревня Сен-Люсьен
Глава 8
– На прежнее место? – просил Галлоглас.
Он убрал весла и поднял единственный парус. До восхода солнца оставалось более четырех часов. В предрассветной тьме я разглядела очертания другого судна: парус и корму, освещенную висячим фонарем.
– Уолтер говорил, что мы отправимся в Сен-Мало, – сказала я, испуганно вертя головой.
Уолтер сопровождал нас из Олд-Лоджа до Портсмута, а затем на парусной лодке доплыл с нами до острова Гернси. Мы расстались с ним на причале близ тамошней деревни Сен-Пьер-Порт. Дальнейший путь был ему заказан. За появление в католической Европе он мог поплатиться головой.
– Тетушка, я прекрасно помню, куда меня направлял Рэли. Но он пират и англичанин. И его с нами нет. Я спрашиваю у Мэтью.
– «Immensi tremor oceani»
[17], – прошептал Мэтью, глядя на вздымающиеся волны.
На фоне черной воды он казался статуей. Меня удивил его ответ племяннику: «Трепет огромного океана». Быть может, я что-то не так поняла в латинских словах?
– Прилив будет нас подхлестывать, и на лошади добираться до Фужера ближе, чем до Сен-Мало, – продолжал Галлоглас, словно Мэтью понимал его абракадабру. – В такую погоду на воде она замерзнет ничуть не больше, чем на суше, а ей еще потом ехать и ехать.
– А ты нас покинешь. – Мэтью не спрашивал. Он констатировал факт. Потом его веки дрогнули, и он кивнул, добавив вслух: – Прекрасно.
Галлоглас приспустил парус, и лодка, двигавшаяся в южном направлении, сменила его на восточное. Мэтью уселся на палубе, прислонившись спиной к изогнутым переборкам. Он крепко прижал меня к себе, дополнительно закутывая в свой плащ.
Настоящий сон в таких условиях был невозможен, но я подремала на груди Мэтью. Наше путешествие представляло собой полосу препятствий. Бешеная скачка на лошадях, рискуя их загнать, потом захват чужих лодок. Температура за ночь упала, и на нашей одежде из добротной английской шерсти лежал тонкий слой инея. Галлоглас и Пьер почти без умолку разговаривали на каком-то французском диалекте. Мэтью участия в их разговоре не принимал. Когда его спрашивали, он коротко отвечал и вновь возвращался к своим мыслям. Его лицо и впрямь было похоже на лицо каменной статуи.
К рассвету погода изменилась. Окружающее пространство заволокло туманом. Пошел снег. Борода Галлогласа побелела, отчего он стал похож на настоящего Санта-Клауса. Галлоглас отдавал распоряжения Пьеру, который управлялся с парусом. Впереди появилась мозаика белых и серых пятен – французский берег. Еще через полчаса прилив подхватил лодку и понес к берегу. Она подпрыгивала на волнах. Верхушка мачты пронзала облака, которые висели на удивление низко. Туман скрывал даже очертания лодки. Я чуть не вскрикнула.
