– Значит, ты хочешь предохраняться от беременности, – осторожно сказал Мэтью.
– Сама толком не знаю.
– В таком случае я считаю твой ответ утвердительным. Если ты не уверена в желании стать матерью, давай применять любые доступные противозачаточные средства.
Голос Мэтью звучал твердо. Таким же твердым было и выражение его лица.
– Я очень хочу стать матерью. Причем настолько сильно, что сама удивляюсь. – Я прижала пальцы к саднящим вискам. – Мне нравится представлять, как мы с тобой растим ребенка. Просто все это… уж как-то слишком быстро.
– Да. Действительно быстро. И потому мы постараемся максимально снизить вероятность беременности, пока ты не будешь готова… и если будешь готова. Но не слишком тешь себя надеждами. Науке давно известно, что вампиры размножаются через воскрешение, а не через биологическое рождение. Наши отношения могут иметь свои особенности, но мы с тобой не сверхсущества, способные опрокинуть тысячелетние законы биологии.
– Рисунок алхимической свадьбы из «Ашмола-782» – это ведь о нас. Я знаю. И Мириам была права: после свадьбы между золотом и серебром следующим шагом в процессе алхимической трансформации является зачатие.
– Зачатие? – своим обычным ленивым тоном переспросил Филипп.
Мы не знали, давно ли он здесь появился и какую часть нашего разговора слышал.
– Никто не упоминал о такой возможности, – сказал он, входя в комнату.
– Потому что такой возможности попросту не существует. У меня были близкие отношения с теплокровными женщинами, но ни одна из них не забеременела. Изображение алхимической свадьбы можно расценивать в качестве послания, как считает Диана, но шансы осуществить это очень невелики, – заявил Мэтью, недоверчиво качая головой. – Никогда еще манжасан не зачинал ребенка.
– Повторяю для тебя, Мэтью: слово «никогда» обозначает длительный промежуток времени. Я живу на земле дольше, нежели простирается человеческая память. Я видел существ, чью реальность последующие поколения отвергли, назвав рассказы о них мифами. Я видел тех, кто жил в море и плавал, как рыбы. Я видел повелевающих молниями, которые заменяли им копья. Но все они ушли, сменившись другими существами. «В мире постоянны только перемены»
– Гераклит, – прошептала я.
– Мудрейший из людей, – сказал Филипп, довольный, что я узнала, откуда цитата. – Когда боги замечают наше возросшее самодовольство, им нравится подстегнуть нас чем-то неожиданным. У них это любимое развлечение… Слушай, а чего это ты нарядилась в рубашку Мэтью и его чулки?
– Это его подарок. Такая одежда очень похожа на ту, что я ношу в своей эпохе. Мэтью захотелось, чтобы мне было удобнее. Полагаю, он сам соединил швом оба чулка. – Я повернулась, продемонстрировав Филиппу подарок мужа. – Кто бы мог подумать, что мужчины семейства де Клермон умеют держать в руках иголку, не говоря уже об умении шить ровными стежками?
Филиппа мой вопрос удивил, и он ответил своим:
– Неужели ты думала, что Изабо штопала нам одежду, когда мы возвращались с войны?
Я попробовала представить Изабо ожидающей мужчин с войны и коротающей время за шитьем и невольно захихикала:
– Сомневаюсь.
– Как вижу, ты успела ее узнать. А если ты вознамерилась одеваться как мальчишка, хотя бы надень штаны. Если священник увидит тебя в таком наряде, он упадет замертво, и мы будем вынуждены отложить завтрашнюю церемонию.
– Но я не собираюсь выходить наружу.
– Зато я собираюсь вытащить тебя из замка. Перед тем как ты выйдешь замуж, я хочу свозить тебя в одно место. Во времена древних богов оно было священным. Это недалеко, – пояснил Филипп, видя, что Мэтью приготовился возражать. – И туда, Маттаиос, я хочу отправиться только с Дианой.
– Я приду прямо в конюшню, – без возражений заявила я.
Прогулка по свежему воздуху виделась мне благоприятной возможностью проветрить голову.
Мне нравились обжигающе холодные поцелуи ветра и умиротворенность зимнего пейзажа. Вскоре мы с Филиппом достигли холма, чья вершина была более плоской, чем вершины большинства округлых холмов, разбросанных в окрестностях Сет-Тура. Камни, выступавшие из-под снега, показались мне на удивление симметричными. Они были древними, густо покрытыми растительностью, что не могло скрыть их рукотворного происхождения.
Филипп соскочил с лошади, велев спешиться и мне. Затем он взял меня под локоть и повел мимо двух странных каменных нагромождений на ровную, покрытую снегом площадку. До нас здесь уже побывали, но не люди. Сердцевидные следы копыт оставил олень. След пятипалой когтистой лапы принадлежал медведю. Еще одна цепочка следов, где чередовались треугольники и овалы, была волчьей.
– Что это за место? – спросила я, не решаясь говорить в полный голос.
– Некогда здесь стоял храм Дианы. С холма открывался дивный вид на леса и долины, где любили резвиться олени. Почитавшие богиню добавили к местным дубам священные кипарисы. – Филипп указал на тонкие зеленые колонны, окружавшие вершину холма. – Мне хотелось привести тебя сюда, поскольку это место я помню с детства. Когда я был мальчишкой и даже не подозревал, что стану манжасаном, сюда накануне свадьбы приходили невесты и приносили жертвы богине. Тогда мы называли ее Артемидой.
– Жертвы? – переспросила я, почувствовав сухость во рту.
За последние дни крови пролилось более чем достаточно.
– Как бы разительно мы ни менялись, важно помнить и чтить прошлое. – Филипп подал мне нож и мешочек, внутри которого что-то звенело. – А еще нам не помешает исправить кое-какие прежние ошибки. Богиня не всегда была довольна моими поступками. Вот я и решил сделать приношение Артемиде накануне женитьбы моего сына на тебе. Ножом ты срежешь локон своих волос. Это символ твоего девичества и традиционный дар. Деньги – символ твоей значимости. – Филипп понизил голос до заговорщического шепота. – Есть и другие приношения, но мне пришлось их оставить для бога Мэтью.
Филипп подвел меня к небольшому постаменту в центре площадки. Там, припорошенные снегом, лежали приношения, оставленные неведомо кем: деревянная кукла, детский башмачок, чаша размокших зерен.
– Вот уж не думала, что сюда до сих пор приходят, – сказала я.
– По всей Франции женщины и поныне поклоняются полной луне. Такие обычаи вымирают с трудом, в особенности те, что поддерживают людей в трудные времена.
Филипп приблизился к импровизированному алтарю. Он не кланялся, не вставал на колени и не делал каких-либо иных знакомых жестов, относящихся к почитанию божества. Потом он заговорил, и так тихо, что мне пришлось напрягать слух. Он говорил на странной смеси греческого и английского языков, однако намерения Филиппа были вполне понятны.
– Артемида Агротера, почитаемая охотница, Алкид Гневливый Лев молит тебя принять мое дитя Диану под твое покровительство. Артемида Ликейская, повелительница волков, защити ее везде и всюду. Артемида Патройская, богиня моих предков, пошли ей детей, дабы продолжился мой род.
