Шеф подал последнюю перемену вин, сопроводив ее фенхелем и семенами кардамона. Тогда же началось пение. Один из гостей в противоположном конце зала сочным басом затянул песню. Его соседи начали подпевать. Вскоре весь зал дружно хлопал в ладоши и притоптывал, заглушая музыкантов, которые отчаянно старались не сбиться с ритма.
За этой песней последовали другие. Пока гости их распевали, Филипп расхаживал по залу, здоровался, называя каждого по имени. Он подбрасывал в воздух малышей, интересовался приплодом скота и внимательно выслушивал стариков, перечислявших свои недуги.
– Ты только посмотри, – с удивлением произнес Мэтью, беря меня за руку, – как только Филиппу удается сделать так, что каждый гость чувствует себя самой важной персоной в зале?
– А то ты не знаешь! – со смехом ответила я. Когда он смутился, я недоверчиво покачала головой. – Мэтью, ты точно такой же. Тебе достаточно войти в комнату или зал, и ты начинаешь управлять собравшимися и ситуацией.
– Если тебе хочется героя наподобие Филиппа, во мне ты такого не найдешь. Не хочется тебя разочаровывать, но это так, – сказал он.
Я взяла его лицо в свои ладони:
– Знаешь, какой свадебный подарок мне хотелось бы получить? Заклинание, которое позволило бы тебе увидеть себя таким, каким тебя видят другие.
– Я и без заклинания вижу. Достаточно внимательно посмотреть на отражение в твоих глазах. Таким я и выгляжу. Возможно, немного нервничаю. Мне тут Гийом рассказывал о плотских аппетитах зрелых женщин, – пошутил Мэтью, пытаясь перевести разговор в другую плоскость.
Но я не поддалась.
– Если ты не видишь себя лидером, способным вести за собой других, ты просто невнимательно смотришь.
Наши лица почти соприкасались. От Мэтью пахло пряностями выпитого вина. Забыв, что мы не одни, я притянула Мэтью к себе. Филипп пытался убедить сына, что он достоин любви. Возможно, поцелуй окажется лучшим аргументом, чем слова?
С другого конца зала донеслись крики. Гости снова захлопали в ладоши. Все это переросло в настоящий гвалт.
– Маттаиос, не порти девочке предвкушение свадьбы, иначе она, чего доброго, и в церковь не пойдет! – загрохотал на весь зал Филипп, вызвав новый взрыв хохота.
Мы с Мэтью смущенно отстранились. Поискав глазами Филиппа, я нашла его возле пылающего очага, где он настраивал семиструнный музыкальный инструмент. От Мэтью я узнала, что инструмент называется кифара. Зал умолк в ожидании.
– Когда я был мальчишкой, пиршества вроде нашего всегда завершались сказаниями о героях и великих воинах. – Филипп тронул струны, издав каскад звуков. – Подобно всем остальным, герои тоже влюбляются. – Он продолжал наполнять зал аккордами, настраивая слушателей на ритм повествования. – Жил-был темноволосый и зеленоглазый герой по имени Пелей. Он оставил родной дом и отправился искать счастья. Его родное селение, окруженное горами, было очень похоже на Сен-Люсьен. Однако Пелей мечтал о море и приключениях, которые он рассчитывал найти в чужих землях. Вместе с друзьями сел он на корабль, и они поплыли по морям. Однажды приплыли они на остров, славящийся красивыми женщинами и сокрушительной магией, которой владели эти красавицы.
Мы с Мэтью выразительно переглянулись. Филипп проникновенно запел:
Много счастливей тогда жизнь людская была.
Нам остается завидовать предкам. Вы же, герои,
Что от богов нарождались в те славные дни,
нынче меня поддержите.
Вас призываю своей волшебной песней.
Филипп умел загипнотизировать слушателей магией своего голоса.
– На том острове Пелей впервые увидел Фетиду – дочь Нерея, бога морей, всегда говорившего правду и умевшего видеть будущее. Фетида унаследовала от отца дар пророчества. Она была способна превращаться то в водный поток, то в пылающий огонь, а то и в воздух. Невзирая на красоту Фетиды, никто не хотел брать ее в жены, ибо оракул предсказал, что у них родится сын, который станет могущественнее отца.
Пелей полюбил Фетиду, и пророчество его не остановило. Но чтобы жениться на такой женщине, нужно было обладать изрядной смелостью, ведь Фетида в любой момент могла превратиться в водную или огненную стихию. Она устроила Пелею настоящий поединок, во время которого становилась то водой, то огнем, превращалась в змею и львицу. Однако Пелей выдержал испытание. Фетида вернулась в обличье женщины. Пелей повез ее в свои родные края, где они и поженились.
– А как же их ребенок? Неужели сын Фетиды исполнил пророчество и сокрушил Пелея? – спросила какая-то женщина.
Филипп помолчал. Его пальцы продолжали перебирать струны кифары.
– Сына Пелея и Фетиды звали Ахиллом. Он стал великим героем и воином. Славной была его жизнь, и его смерть тоже была славной. Но эта история подождет до другого вечера, – улыбнулся женщине Филипп.
Я радовалась, что Филипп не стал рассказывать о подробностях свадьбы Пелея и Фетиды и о начале Троянской войны. Еще больше меня радовало, что он умолчал о детстве и юности Ахилла, о жутких заклинаниях, с помощью которых Фетида пыталась сделать сына бессмертным. Наконец я мысленно поблагодарила Филиппа, что он утаил от гостей весьма примечательную особенность Ахилла – неуправляемый гнев. Гнев принес Ахиллу гораздо больше бед, чем его знаменитая уязвимая пята.
– Это всего лишь история, – шепнул мне Мэтью, почувствовав мое состояние.
Сколько таких историй передавалось из поколения в поколение! Их истинный смысл забывался, но оставалась канва: древние, неподвластные времени ритуалы чести, уважение к браку и семье. Истории, подобные этой, рассказывали о самом святом, хотя люди зачастую не следовали тому, что так восхищало их в повествованиях.
Филипп встал, держа в руках кифару:
– Завтра у нас знаменательный день, которого мы с нетерпением ждем. Как велит обычай, ночь перед свадьбой жених и невеста проводят порознь.
Вот и еще один ритуал: последняя ночь холостой жизни, чтобы затем уже не расставаться.
– Однако невесте не запрещается подарить жениху немного нежности, чтобы он не забывал о своей любимой в долгие часы последней одинокой ночи, – сказал Филипп, и его глаза лукаво блеснули.
Мы с Мэтью встали. Я расправила юбки, устремив взгляд на его дублет. Швы отличались удивительной ровностью мелких стежков. Нежные пальцы приподняли мой подбородок, и я, забыв о стежках, заблудилась в плавных кривых и острых углах, из которых состояло лицо Мэтью. Все ощущение игры на публику исчезло, стоило нам увидеть друг друга. Мы стояли посреди зала, окруженные многочисленными гостями, но наш поцелуй был заклинанием, перенесшим нас в мир, созданный для двоих.
– Мы снова встретимся завтра во второй половине дня, – негромко произнес Мэтью, когда мы разомкнули губы.
– Мое лицо будет закрыто вуалью.
В XVI веке большинство невест обходились без вуали, но вуаль была древней традицией, и Филипп заявил, что его дочь пойдет в церковь только под вуалью.
