В такой же плащ облачился и Галлоглас, а затем и Хэнкок с Мэтью. Тяжелые складки касались пола, делая моего мужа выше ростом и внушительнее. Когда все четверо моих спутников встали рядом, вид у них был весьма пугающий. Теперь понятно, почему люди утверждали, что вампиры всегда ходят в черных плащах.
Мы подошли к причальному спуску. Галлоглас оглядел все имевшиеся лодки.
– В той, пожалуй, мы все уместимся, – указал он на длинную лодку и пронзительно свистнул.
Когда хозяин лодки спросил, куда нам надо, Галлоглас выдал ему целый набор распоряжений, касавшихся нашего маршрута, причала, а также того, кто сядет на весла. Лодочник попытался было возражать, но Галлоглас лишь рявкнул на него, и бедняга притулился возле носового фонаря, откуда постоянно бросал на нас тревожные взгляды.
– Пугать каждого встречного лодочника не лучший способ для налаживания добрососедских отношений, – сказала я Мэтью, выразительно посмотрев в сторону пивоварни.
Хэнкок бесцеремонно подхватил меня с причала и передал Мэтью. Рука мужа крепко обняла меня за талию. Лодка отчалила и стремительно понеслась по Темзе. Даже лодочник поразился ее скорости.
– Галлоглас, нам незачем привлекать к себе внимание, – сердито бросил племяннику Мэтью.
– Хочешь грести сам, а я тем временем буду согревать твою жену? – Мэтью не ответил, и Галлоглас, покачав головой, буркнул: – Не подумал.
На Лондонском мосту светились фонари, немного разгоняя окрестный сумрак. С каждым взмахом весел Галлогласа шум несущейся воды становился все громче. Мэтью всматривался в береговую линию:
– Пристанешь к спуску у «Старого лебедя». Я хочу вернуться в этой лодке и доплыть обратно раньше, чем прилив сменится отливом.
– Тише! – недовольно прошептал Хэнкок. – Мы же собирались появиться у Хаббарда незаметно. А ты поднимаешь такой шум, что можно было маршировать по Чипсайду с трубами и знаменами.
Галлоглас сделал два мощных гребка левым веслом. Еще несколько гребков пригнали нашу лодку к причалу. Оттуда начиналась шаткая лестница, ведущая вверх. Лестница держалась на таких же шатких опорах. Лодок на причале не было, зато были потенциальные пассажиры. Лодочник мгновенно развеял их надежды и сам проворно вылез из лодки.
Выбравшись на какую-то улицу, мы молча двинулись по ней, но очень скоро свернули в извилистый переулок, а оттуда – еще в один. Мы огибали дома, проходили по дорожкам садиков. Мои спутники шагали бесшумно, словно стая котов-охотников. У меня так не получалось. Я спотыкалась о торчащие камни и не всегда замечала рытвины, заполненные водой. Наконец темный лабиринт вывел нас на широкую улицу. Из окон соседних домов пробивался свет. Где-то вдали слышался смех. Я растирала озябшие руки. Может, где-то здесь и обитает Хаббард? Может, Мэтью зря волновался? Сейчас мы покажем Эндрю Хаббарду мое обручальное кольцо и спокойно вернемся домой.
Мы не пошли по улице, а лишь пересекли ее и оказались на заброшенном церковном кладбище. Надгробия здесь клонились друг к другу, будто мертвецы искали общения с себе подобными. Пьер достал внушительную связку ключей на толстом металлическом кольце. Мы подошли к колокольне. Рядом с ней, в стене, темнела дверь. Выбрав ключ, Галлоглас быстро открыл ее. Похоже, и эта церковь давно не видела прихожан. Мы прошли через ветхий неф. Слева от алтаря была другая дверь, деревянная, за которой начинался спуск вниз. Ведьмы не умеют видеть в темноте, и потому я понятия не имела о нашем дальнейшем пути. Спустившись вниз, мы двигались по каким-то проходам. Иногда их пересекали другие проходы. Мои ноздри ловили запах вина, плесени и человеческих испражнений. Мне вспомнились нравоучительные рассказы, имевшие целью отпугнуть любопытных детишек от экскурсий по кладбищам и подземельям.
Сеть туннелей оказалась достаточно разветвленной. Иногда они расширялись, образуя помещения. Пройдя еще какое-то расстояние, мы достигли тускло освещенного склепа. Из небольшого оссуария на нас глядели пустые глазницы черепов. Сверху донесся приглушенный звон колоколов. Я насчитала семь ударов. Мэтью торопливо повел нас в очередной туннель, из конца которого струился неяркий свет.
Мы очутились в подвале, где хранилось вино, доставляемое сюда с кораблей. Вероятно, где-то неподалеку был причал. Вдоль стен стояло несколько бочек. Запах вина был давнишним. Его перебивал более свежий запах опилок. Я повернула голову и увидела аккуратные ряды гробов, подобранных по величине. Здесь были гробы огромные, где поместился бы Галлоглас, и совсем маленькие гробики для младенцев. По углам копошились тени, а в центре совершалось нечто вроде ритуала для существ нечеловеческой природы.
– Отец Хаббард, моя кровь – ваша, – произносил испуганный мужчина. – Я отдаю ее добровольно, чтобы вы узнали мое сердце и приняли меня в вашу семью.
Голос смолк. Через несколько секунд раздался крик боли. Я уловила пристальное ожидание, владевшее собравшимися.
– Джеймс, я принимаю твой дар и обещаю впредь оберегать тебя, как свое дитя, – послышался грубый голос. – За это ты будешь почитать меня, как своего отца. Приветствуй же своих братьев и сестер.
В воздухе стало шумно от приветствий. Даже сквозь одежду моя кожа почувствовала ледяное прикосновение.
– А ты запоздал, – снова послышался тот же голос, перекрывавший общий гул. У меня закололо затылок. – И вдобавок явился со всей свитой.
– Я не мог опоздать, ведь мы заранее не договаривались о встрече, – ответил Мэтью, сжимая мой локоть, поскольку меня буквально буравили десятки глаз и мне стало не по себе.
Послышались негромкие шаги. Передо мной появился высокий, худощавый мужчина. Я спокойно выдержала его взгляд, так как на собственном опыте убедилась: нет ничего хуже, чем показать вампиру, что тебе страшно. У него были крупные надбровные дуги и глубоко посаженные глаза. Их темно-серую радужную оболочку прочерчивали синие, зеленые и коричневые жилки.
Глаза вампира были единственной яркой частью его тела. В остальном оно поражало своей бледностью: светлые короткостриженые волосы, почти невидимые брови и ресницы, бледные широкие губы на чисто выбритом лице. Длинный черный плащ – нечто среднее между мантией ученого и сутаной священника – лишь подчеркивал его мертвенную бледность. В широких, чуть сгорбленных плечах Хаббарда безошибочно угадывалась сила, но в остальном передо мной был скелет, обтянутый кожей.
Его грубые, властные пальцы сжали мне подбородок, повернув мою голову вбок. В то же мгновение Мэтью сжал запястье Хаббарда.
Холодные глаза этого лондонского властелина прошлись по моей шее и, конечно же, заметили шрам. В кои-то веки я пожалела, что Франсуаза не прицепила к моему платью самый пышный кружевной воротник, какой смогла бы найти. Хаббард выдохнул. Ледяная струя пахла киноварью и еловой хвоей. Его губы сжались и сделались совсем белыми.
– А у нас сложность, господин Ройдон, – сказал Хаббард.
– И не одна, отец Хаббард. Во-первых, ты позволяешь себе лапать то, что принадлежит мне. Если ты немедленно не уберешь руки, я еще до рассвета разнесу твое логово в щепки. А потом случится то, что заставит всех без исключения жителей города – демонов, людей, варгов и ведьм – думать о близком конце света. – Голос Мэтью дрожал от ярости.