Я стал подыскивать слова. Неправильно было сказать «evening»? Нужных слов я не нашел и спросил:
– What do you mean?
[17]
– Ты приплыл сюда уже после двенадцати. Я гуляла и видела, что ты уже на полпути сюда.
– Откуда ты знаешь, что я норвежец? – поинтересовался я. – По выговору?
– Н-ну-у, – протянула она, проходя мимо меня. – Ты разговариваешь, как врач-иностранец.
– И поэтому ты догадалась, что я норвежец?
– Нет, – сказала девушка и перевела взгляд с меня на строения. – Потому что на Ансте возле сарая для лодок стоит автомобиль с норвежскими номерами.
Взгляд ее карих глаз был тверд, словно они были созданы, чтобы мерить взглядом, а не восхищаться. У нее была манера чуть прищуривать их перед тем, как сказать что-нибудь. Когда я рассказал ей, что Эйнар мой родственник, она как будто расстроилась, но это впечатление тут же рассеялось.
– Ты же мог подождать рассвета, – сказала девушка. – Попросить кого-нибудь перевезти тебя на нормальной лодке.
Я пожал плечами.
– Так почему ты поплыл ночью? – допытывалась она.
– To let the river run its course
[18], — сказал я.
Незнакомка усмехнулась, но снисходительно, показывая, что моя реплика неуклюжа, но все же приемлема. Может быть, я выразился глупо и помпезно. Врач-иностранец вряд ли сказал бы так.
– А ты, – спросил я, – ты здесь часто бываешь?
Она передернула плечами и неспешно двинулась к дому, не глядя, следую ли я за ней.
«И что теперь? – подумал я. – Сесть и сделать вид, будто я очень занят?»
– Бываю иногда, – сказала она, когда я нагнал ее. – Хожу по берегу с корзинкой, смотрю, может, выбросит что интересное приливом.
– Ну и часто выбрасывает?
– Случается, – кивнула девушка. – Но ты в корзинке не поместишься.
Бедра у нее были широкие, и брюки туго их обтягивали. Ляжки толстые, грудки маленькие, но лицо чувственное, а ее самоуверенная манера держаться заставила меня поплестись за ней. Как только секундой позже я осознал, что произошло, то ужасно разозлился на себя.
– А чей этот остров? – поинтересовался я, когда мы подошли к дому.
Девушка нахмурилась, разглядывая кованый ключ в двери, – вся связка раскачивалась на ветру.
– Ну, теперь, – пояснил я. – когда он умер.
– Этот остров принадлежит семье Уинтерфинчей, – сказала она. – И всегда принадлежал.
– Они живут на Ансте?
– В Эдинбурге. Иногда приезжают на лето.
– Ты их знаешь?
– Все знают семью Уинтерфинчей, – равнодушно произнесла девушка и прищурила глаза, разглядывая прихожую. Сделала шаг назад, не оборачиваясь, и показала на крышу. – Знаешь, зачем ее так укрепили?
А я и не заметил. Покрытием служила толстая каменная плитка, затянутая сверху металлической сеткой.
– Сетка защищает от брызг, – сказала моя собеседница. – Чтобы плитку не сорвало. Интересно, как тут бывает в шторм. Наверное, самые высокие волны бьют под самые окна.
Она стояла так близко, что я прочитал выпуклые буквы у нее на пуговицах. «Кордингс». Я никогда не слышал о марке «Кордингс», но у меня появилось подозрение, что это было не дешевле «Лейки». Я пытался зацепиться за что-нибудь в этой девушке, что как-то объяснило бы мне ее. Она казалась старше меня, но не прожитыми годами. Будто была из другой эпохи.
Наконец я нашел подходящее понятие. Она была леди. Спокойные и решительные движения, элегантная манера, с которой она вышла из лодки, легкая избалованность, скрывающаяся за сдержанным выражением лица.
Она подошла к одной из хозяйственных построек. Подергала навесной замок.
– Как это вышло, что у тебя есть ключи?
– Дома были, – сказал я. – Наверное, мой дедушка сменил замки, когда приезжал сюда похоронить его.
– Я думаю, они здесь годами не появлялись, – заметила местная жительница. – Я о Уинтерфинчах.
– Эйнар арендовал у них остров? – уточнил я.
– Можно и так сказать, полагаю. Почему ты ходишь в его одежде?
Сразу дает отпор. Отвечает вопросом на вопрос. Знать, девушке приходилось постоять за себя, а один из ее приемов – дать другому почувствовать себя простаком.
– Свою промочил, – объяснил я. – Больше не нашел ничего.
– Неудивительно. Он в этой одежде и ходил.
– Так ты его знала? – вырвалось у меня. – Ты знала Эйнара?
Она повторила его имя. Произнеся его как Аайнарр.
– Я его иногда видела, когда была младше. An unken body.
Тут она сообразила, что я ее не понимаю.
– Unken. Чудак. Одиночка, – пояснила она. – С такими не водят знакомство.
– Я тут говорил с одной женщиной, – сказал я. – Суеверные люди вроде бы считали, что тут живет дьявол. Мол, когда наступало время кому-нибудь умереть, он перевозил через пролив на гребной лодке гроб.
– Не дьявол. Смерть.
– Смерть?
– Дa. Из-за гробов. Аайнарр делал гробы. Отвозил их на лодке на Анст, а оттуда похоронное бюро Леруика переправляло их дальше. Эта небылица возникла из-за того, что поначалу у него была совсем маленькая лодка, и гроб в ней помещался только внаклонку, так что один конец высоко выступал над бортом. Местные-то понимали, что это не один и тот же гроб он перевозит, а вот приезжим это было в диковинку. Ну а потом он себе эту раздобыл, – сказала девушка и посмотрела на «Патну». – На ней места для гроба больше чем достаточно.
– А друзья у него были? – спросил я. – Или он только с сотрудниками похоронного бюро имел дело?
– Я и вправду понятия не имею. – Моя собеседница неспешно двинулась к лодке, но остановилась, не подходя близко, будто что-то останавливало ее. – Вероятно, построена она была для лова сельди.
– Это как?
– А вот смотри, как она грубо сколочена. Это чтобы ее не разбило, когда надо пристать к борту большого корабля. Китобои тоже на таких ходят. Типичная конструкция для лодок подобного размера на Шетландских островах. Здесь, на Ансте, сотни таких разом оказались ненужными, когда сельдь прекратили ловить в прежних объемах.
Девушка не отрывала взгляда от лодки.
– Подумать только, что он умер под ней, – добавила она.
У меня кольнуло в груди. Не только от того, что она сказала, но и потому, что я и не задумывался о том, как умер Эйнар. Представлял себе, что он заснул, как дедушка, и его душа покинула тело.
