Под строкой «As witness the hands of the parties»
[30] я увидел ровную подпись Эйнара с наклоном вправо. Рядом большущими корявыми буквами было написано: «Дункан Уинтерфинч». Этот Дункан так давил на перо, что бумага порвалась.
Договор был заключен 3 августа 1943 года.
Я вопросительно посмотрел на мужчину за стойкой. Тот бросил взгляд на текст и доел остатки булочки с изюмом.
– Для своего времени весьма щедрый договор, – сказал он. – Никто ведь не знал, чем кончится война. Многие опасались, что вся Европа окажется германской территорией. Жилье в Великобритании, пусть и убогое, все же было билетом на свободу. Теперь-то, конечно, это выглядит несколько – как бы это сказать? – окрашенным изолированным положением этого места.
– Что значит «act of God»?
– Все, что неподконтрольно человеку. Землетрясение. Извержение вулкана. Погружение острова в море. – Служащий почесал лоб над бровью. – Но вот тут есть документ, который все осложняет, – сказал он и взял в руки другую бумагу. И на ней шапка гласила «ООО Уинтерфинч», но дизайн ее был более современным. – Один адвокат опротестовал правомерность имущественного акта, когда господин Хирифьелль умер. В случае, если кто-либо предъявит права в соответствии с этим актом, будет подан встречный иск…
– И кто же этого добивается?
– Адвокат семьи Уинтерфинч в Эдинбурге. Они считают договор недействительным, поскольку у мистера Хирифьелля не было детей.
– Он мой двоюродный дедушка, – сказал я. – И я, выходит, его наследник первой очереди.
– Descendants означает, в соответствии с этим контрактом, детей или внуков. Sorry about that
[31].
Чиновник пошел снимать копии. Потом он заверил их подлинность печатью. Мягкий «тюк» по подушечке, жесткий «тюк» по бумаге на столе. Желтый пластиковый кармашек для защиты от нескончаемого шетландского дождя. Получите, пожалуйста, и отмашка рукой на прощанье.
Я взялся уже за ручку двери, когда служащий, окликнув меня со своего места, поднял в воздух лист бумаги, чтобы мне было видно.
– Это, собственно, к нашему архиву отношения не имеет, – сказал он. – Но, может быть, вам пригодится.
Я подошел к нему.
– В семьдесят первом году, – сказал он, – когда мистер Хирифьелль как раз собирался передать права вам, кто-то в офисе, видимо, помогал ему разобраться в бумагах. Вот посмотрите.
Листок в клетку, на нем карандашный рисунок круглого стола. Под ним список материала для него с указанием длины.
– Не там, – сказал мой собеседник. – На обороте.
Я перевернул лист. Памятка. Написана дрожащей рукой, неровным почерком – но точно Эйнаровым. Памятка, составленная битым жизнью человеком на Хаф-Груни перед важной поездкой в Леруик. «К шерифу. Не забыть паспорт. Акт. Письмо Эдварду, чтобы ночевал хотя бы одну холодную неделю. Банковский перевод в цветочный магазин».
* * *
Я нашел ее в музыкальном магазине «Клайвз рекорд шоп» на центральной улице. Она просматривала полку с пластинками в жанре соул. Одна пластинка была, видимо, отложена для нее: на прилавке лежал заклеенный скотчем пластиковый пакет с надписью «Гвен» красным фломастером.
Я немного порылся в пластинках, ощущая, как в руках постепенно копится тяжесть винила, а потом перекинул стопку на прежнее место и занялся следующим рядом. Мысли на место не вставали. Я нашел два макси-сингла группы «Погс», но не стал покупать.
«Банковский перевод». Эйнар имел в виду цветочный магазин в Саксюме? Просил их украсить могилу моих родителей? «Хотя бы одну холодную неделю ночевал?» Я не понимал смысла этого предложения. Вероятно, он собирался вставить его в адресованное мне письмо, давным-давно перехваченное дедушкой.
Гвен разглядывала следующую стопку. Из пары ободранных колонок неслось «Half a world away» в исполнении «Ар-и-эм». Девушка приподняла одну пластинку, перевернула другую и прочитала текст на обороте. Споро и решительно – она знала, чего хочет. Провела рукой по виску, убрала с него прядь мелко вьющихся волос. У нее была красивая спина.
– Будешь покупать что-нибудь? – спросила Гвен и вытащила из стопки долгоиграющий диск Марии Макки.
Я пожал плечами.
– У меня нету… – сказал я, подыскивая слово и одновременно пальцем описывая круги.
– Record player
[32].
Я кивнул.
– Гм, – сказала Лиск. Словно разом открыла и закрыла что-то.
А я купил «Fairytale of New York» на двенадцатидюймовом сингле. В надежде на то, что и здесь приличные люди, имеющие проигрыватель, пускают к себе домой, чтобы ты мог переписать пластинку на кассету. Потом мы шли вдоль набережной со своими покупками в руках, и Гвен спросила, заходил ли я к шерифу. Я рассказал, что Эйнар перевел остров на меня, когда мне было три года. Но что Уинтерфинчи оспаривают законность этого.
– Можно было ожидать, – сказала она и ограничилась этим.
Я хотел сказать, что нам бы поехать на Анст, a ей бы пригласить меня к себе, выпить чего-нибудь горячего, пока ее новая пластинка крутится на проигрывателе. Но я чувствовал, что пора мне уже потуже натянуть тетиву.
– Поэтому, – сказал я, – я первым же паромом отправлюсь в Эдинбург. Искать семью Уинтерфинч. Не беспокойся. Я им не скажу, что познакомился с тобой.
Она собралась было сказать что-то, но не стала. Шла впереди, зная дорогу. Мы приближались к автобусному вокзалу «Вайкинг бас стейшн», где была припаркована наша машина, и тут из вытяжки на нас потянуло незнакомым запахом. Жирным, но утонченным.
«Раба. Индийский ресторан».
Мы остановились, как по команде. Я увидел наше отражение в витрине ресторана и подумал: «Господи!» Только увидев нас обоих рядом, я сообразил, насколько элегантно одета моя спутница. И какое жуткое впечатление я произвел бы на членов обеспеченного эдинбургского семейства. В грязных черных джинсах «Ливайс», в анораке с набитыми битком карманами и с такими волосами, будто я три дня подряд копался в земле.
– Эдуард, – сказала Гвен. – Ты так же давно не ужинал по-настоящему, как не менял одежду?
– Увы, – кивнул я. – Я не могу туда зайти… в таком виде.
Она нагнулась к раструбу водосточной трубы, набрала в ладонь воды и прошлась пальцами по моей челке.
Ко мне прикоснулась девушка. Девушка, называющая меня Эдуардом. Короткое мгновение, на которое из туч выглянуло полуночное солнце. На улице Леруика.
– Снимай анорак и бери его под мышку, – велела моя новая знакомая. – Ты немножко обтрюханный, но сойдет и так. Это все-таки не Бибендум.
