Ли Бо, поэт средневекового Китая
Наконец, конфуцианство выступало и как регулятор во взаимоотношениях страны с Небом и – от имени Неба – с различными племенами и народами, населявшими мир. Конфуцианство поддержало и вознесло созданный еще в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, сына Неба, управляющего Поднебесной от имени великого Неба.
С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, Срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника – из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как их готовность и желание принять культурные ценности великого Китая. Не случайно основоположник конфуцианства верил в неодолимую силу нравственного воздействия, перед которой, по его мнению, должны были склониться даже варвары. Многие соседи Китая – гунны, тоба, монголы, маньчжуры,– периодически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно перенимали многие китайские обычаи, что укрепляло в китайцах сознание превосходства их культуры.
Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось – за неимением реальной альтернативы – принимать конфуцианскую систему, и это тоже как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.
Религия ли конфуцианство? В конкретных условиях китайской империи конфуцианство играло роль основной религии, выполняло функции официальной государственной идеологии. Выдвинутая им на первый план и тщательно культивируемая социальная этика с ее ориентацией на моральное усовершенствование индивида в рамках корпораций и в пределах строго фиксированных, освященных авторитетом древности норм была, по существу, эквивалентом той окрашенной мистикой, порой даже экстазом веры, которая лежит в основе других религий. Эта замена была логичной, естественной именно в Китае, где рациональное начало еще в древности оттеснило эмоции и мистику, высшим божеством считалось строгое и ориентированное на добродетель Небо и где в качестве великого пророка выступал не вероучитель, склонный к видениям и откровениям (будь то Иисус, Моисей, Мухаммед или Будда), а мудрец-моралист Конфуций.
Храм ламы
Не будучи религией в полном смысле слова, конфуцианство стало большим, нежели просто религия. Конфуцианство – это и политика, и административная система, и верховный регулятор экономических и социальных процессов – одним словом, основа всего китайского образа жизни, принцип организации китайского общества, квинтэссенция китайской цивилизации.
В определенном смысле можно сказать, что именно благодаря конфуцианству со всем его культом древности и консерватизмом китайское государство и общество не только просуществовало свыше двух тысяч лет в почти не менявшемся виде, но и приобрело такую гигантскую силу инерции, что XX век, покончивший с конфуцианством как официальной идеологией, пока еще далеко не вправе считать себя победившим все восходящие к конфуцианству и питающиеся его соками традиции.
В течение двух с лишним тысяч лет конфуцианство формировало умы и чувства китайцев, влияло на их убеждения, психологию, поведение, мышление, речь, восприятие, на их быт и уклад жизни. В этом смысле конфуцианство не уступает ни одной из великих религий мира, а кое в чем и превосходит их. Конфуцианство окрасило в свои тона всю национальную культуру Китая и национальный характер его населения. Оно сумело стать – во всяком случае для старого Китая – незаменимым.
Даосизм
Лао-цзы
Конфуцианская мораль имеет некоторое сходство с другим универсальным и многогранным направлением религиозно-философской мысли Китая – даосизмом. Основоположник этого учения Лао-цзы, как и Конфуций, видел в добродетели проявление настоящей природы человека. Как и конфуцианство, даосизм был в первую очередь способом интерпретации культурной традиции, а уж затем религиозной доктриной. Впрочем, даосизм отличался от конфуцианства тем, что его мало занимали общественные проблемы. Приверженцев даосизма гораздо больше заботило достижение умиротворения и бессмертия.
Лао-цзы с учеником
Несмотря на то, что даосизм получил свое название от возвышенного принципа дао, введенного Лао-цзы, его связь с этим понятием достаточно зыбкая. Наряду с этим учение даосистов отличал религиозный мистицизм, во многом опережавший дух своего времени. Многие даосские священники проводили время в различных алхимических экспериментах. Известно, что уже в III в. до н. э. под влиянием философии даосизма Цинь Ши-хуанди, первый император династии Цинь, отправил морскую экспедицию, чтобы отыскать золотые острова, где духи раздавали жизненный эликсир.
Основатель даосизма Лао-цзы
Деятельность Лао-цзы («учитель Лао», он же Лао Дань), основателя даосизма, почти не отражена в письменных источниках, а потому недоступна для детального изучения. Мы можем основываться на записях, имеющихся в главе «Тянься» («Поднебесная») сочинения другого знаменитого даосского мыслителя Чжуан-цзы (около 369-286 гг. до н. э.) и в главе «Жизнеописание Лао-цзы» в «Исторических записках». Из этих источников следует, что Лао-цзы был немного старше Конфуция. Он родился в царстве Чу, в уезде Ку волости Ли, в деревне Цюйжэнь и некоторое время занимал должность хранителя архива при дворе династии Чжоу. Дошедшее до нашего времени сочинение «Лао-цзы» было, по всей вероятности, закончено в начале периода Чжаньго, не позднее сочинения Чжуан-цзы, которое появилось в середине того же периода. В этом сочинении в полноте отражены идеи Лао-цзы, и оно остается главным источником для их изучения
[22].
В конце периода Чунь цю, оказавшись лицом к лицу с происходившими социальными изменениями, Лао-цзы отвергал господствовавший в прежнем рабовладельческом обществе принцип «управления на основе правил поведения» и горестно сетовал: «Правила поведения – они подрывают преданность и доверие, кладут начало смутам» (Лао-цзы, §38). В то же время его не удовлетворял проводившийся в жизнь вновь возникшими общественными силами принцип «управление на основе закона», и он с тревогой восклицал: «Когда растут законы и приказы, увеличивается число воров и разбойников» (Лао-цзы, §57). Он протестовал также против политики «почитания мудрых» и выступал против войн, которые вели между собой правители отдельных царств. В общем, он отвергал старое, но в то же время выступал против рождения возникавшего феодального строя, не находя при этом реального выхода из создавшегося положения.
