У германцев Тацита, так же как и у англосаксов и на скандинавском Севере, жрецы имели юридическую силу и политическое влияние. Они осуществляли уголовное право υelut deo imperanti («как бы по повелению богов»). Годы, жрецы в Исландии, были в то же время начальниками и судьями, и их влияние сохранилось и после принятия христианства. Таким образом, германские жрецы находились в центре общественной жизни. Впрочем, священные функции могли осуществлять не только жрецы. Известно, например, что жертвоприношения совершались также королями и крупными феодалами – ярлами.
Понятия германцев о морали, конечно же, отличались своеобразием и не были похожи на римские. Это отчетливо видно из сочинения Тацита. Как и другие римские авторы, он отдает должное воинственности германцев, их храбрости и презрению к смерти. Вместе с тем Тацита приводит в восхищение строгость семейной морали целомудренного и, по сути, моногамного народа.
Характерные черты и мотивы, на которые обращает внимание римский историк, это глубокое благоговение перед божественным, нравственная чистота, главным образом в отношении уважения к женщине, святость гостеприимства.
Саги и мифы, эпос и песни более позднего времени воспевают мужество, рассудительность и даже хитрость, а наиболее желательными благами являются в них победа, слава, богатство. В особом положении находится правдивость и честность. И хотя требование ее в сагах и мифах настойчиво подчеркивается, но по отношению к врагам допускаются хитрость и даже коварство. Если в начале Средних веков в Германии главной добродетелью мужчины считалась верность, а главной добродетелью правителя – кротость и щедрость, то в этом мы видим смешение языческих идеалов с настроением, образовавшимся в первые века христианства.
Главной чертой в эпосе, с которой мы встречаемся также и в период викингов, является ярко выраженное фаталистическое настроение: повсюду подчеркивается роль рока, а одной из главных мыслей в эпосе и в сагах является та, что никто не может избежать своей судьбы.
Обычаи погребения у германцев были различны. Еще с периода бронзового века существовал обряд кремации трупов. Он был широко распространен, о нем упоминается у Тацита. Мифы скандинавских народов также свидетельствуют о наличии обряда трупосожжения:
«Бальдру тем временем боги устроили обряд погребения такой же точно, как для конунгов-морестранников, викингов. Тело его перенесли в ладью у берега моря и возложили на кладку из сухих бревен, рядом положили принявшую добровольную смерть жену Нанну, оседланного коня, погребальные дары, еду и пиво. Погребальный костер подожгли, а ладью столкнули в море…»
[9]
Бог Тор со своим молотом Мьелльниром
Вотан, верховный бог
В то же время у германцев практиковалось и зарывание трупа. Многие античные писатели отмечали веру германцев в воскресение умерших, что якобы позволяло им не бояться смерти. Согласно германской мифологии, воины, храбро сражавшиеся и нашедшие смерть на поле брани, попадали после смерти в прекрасные чертоги бога Одина – Валгаллу, где их ожидали беззаботная жизнь, пиры и удовольствия.
Погребальный культ у германцев был связан с почитанием душ умерших, что подтверждается сочинениями некоторых авторов эпохи раннего христианства. Души умерших имели многочисленные места обитания (горы мертвых) и воплощались в различных образах, например в мышах. На Севере душа (fylgici) представлялась спутницей человека. Почитание умерших со временем, возможно, приобретало форму семейно-родового культа предков. Обряды этого культа исполнялись главами родов и семей.
Общегерманский пантеон
Германские божества были прежде всего богами природы. Как уже отмечалось, Тацит выделял среди богов германцев триаду наиболее почитаемых, называя их римскими именами: Меркурий, Марс, Геркулес. По мнению одних исследователей, этими богами были Вотан, Тиваз и Тор, другие считают, что, кроме Вотана и Тиваза, в триаду входил Фрейр.
Из разных источников нам известны имена многих богов. Каждое племя или народ имели своего главного бога: так, швабы назывались циувари (слуги Циу), фризы почитали Форсеша, как хранителя права в их народе. Во многих случаях эти боги в то же время являлись и предками княжеских родов. Тем не менее за более чем тысячелетие, отделяющее эпоху Тацита от времени исследователя шведского язычества Адама Бременского и исландского писателя Снорри Стурлусона, только имена трех-четырех божеств упоминаются таким образом, как будто в них заключен весь германский божественный мир. Наиболее часто упоминаются двое: бог бури Вотан, которого в Скандинавии называли Один, и бог грома Тор (южногерманский Донар).
Древняя вышивка. В центре Тор с молотом Мьелльниром, справа от него Фрейр
В более ранний период важную роль играл Тиваз, бог законности, но у северогерманских народов его потомок Тир переместился на второй план. Одновременно более видную роль стал играть бог плодородия Фрейр, вместе со своим женским аналогом Фрейей или без нее. С распространением отдельных богов в германском мире мы знакомимся главным образом из названий мест. Так, известно, например, что Тор был главным богом Норвегии, Фрейр – Швеции. К этому этнографическому распределению богов, вероятно, относится также упоминавшаяся противоположность между асами и ванами.
Образ бога Вотана (Вуогана), которого Тацит называет Меркурием, в Южной Германии почти не встречается, но в англосаксонских родословных именах он фигурирует на первом плане, так же как и в племенном сказании лангобардов. Вотан считался божеством бури, вихря. Одновременно он являлся богом умерших, владыкой подземного царства, впрочем, эти две стороны не исключают одна другую. С Вотаном было связано и поныне существующее в Германии предание о «дикой охоте» – разъезжающей в воздухе или проносящейся вихрем по небу толпе мертвецов, которая первоначально не имела никакого отношения к Вотану, но потом стала считаться его свитой.
Ф. фон Штассен. Ваны следуют в Асгард
Вероятно, в более поздний период частых межплеменных войн Вотан (скандинавский Один) выдвинулся на ведущую роль среди богов. В северогерманской мифологии культ Одина исповедовали настоящие викинги, вожди и воины. Один царствует в Валгалле, огромном светлом доме, стены которого сложены из щитов, а крыша – из копий:
