В Баден-Бадене одну женщину пытали двенадцать раз и оставили ее сидеть после последнего акта в продолжение 52 часов на так называемом «стуле ведьм».
Об одной женщине, осужденной в 1629 году, мы читаем: «Хотя она после первой пытки не созналась, ее пытали, без приговора суда, вторично. Обрезав ей волосы и связав ей руки, палач лил ей на голову спирт, который потом зажигал, жег ей серой руки и шею, поднимал ее до потолка, где и оставлял ее висящей и уходил завтракать. По возвращении он ей лил спирт на спину и жег ее, затем он клал на ее тело тяжелые гири и поднимал ее, затем он положил ее на лестницу, поместивши ей под спину неоструганную колючую доску, и опять вытягивал ее, затем он ей завинтил вместе большие пальцы рук и ног и повесил с помощью всунутого между ее руками шеста, так как она беспрерывно падала в обморок.
При третьей пытке ее били до крови плетью по бедрам и другим частям тела, свинтили вместе большие пальцы рук и ног и оставили ее таким образом от десяти часов до часу. В это время судьи и палач завтракали; при их возвращении пытаемую снова били плетью.
На второй день пытку повторили».
Шпее замечает, описав приемы пытки: «Если бы еще обвиняемый, раз выдержавший пытку, был застрахован от дальнейших мучений! Но так как пытка повторялась несколько раз и сечению, обжиганию тела, свинчиванию и т. д. конца не было, то никто не мог думать о возможности быть оправданным… Человек, не испытавший мучений пытки, не может поверить ее действию, не может вообразить себе, насколько она страшна для тех, которые уже раз испытали ее».
Как это ни удивительно, но были также такие, которые геройски выдерживали все пытки, и судьям не удавалось вырвать от них признание. Это объясняется различно: часто у этих женщин проявлялась общая анестезия, делавшая их нечувствительными ко всем мучениям пытки; часто нравственное возбуждение было столь сильно, что оно заглушало физическую боль и давало жертвам силу переносить ее и не проронить ни одного слова.
В Нордлингене дочь одного чиновника была подвергнута пытке на основании показаний нескольких женщин, уверявших, что они ее видели на сходке ведьм. После семикратной пытки она спросила, может ли она сохранить блаженство души, если сделает неверные признания; она боится мучений пытки и хотела бы сознаться во всем, чего от нее требуют, но ее совесть не допускает ее до этого. Затем она все-таки созналась. Но при следующем допросе она взяла назад все свои показания и настаивала на отречении от своего признания, несмотря на то что ее пытали еще девять раз и при одном допросе поднимали восемь раз по лестнице.
Одна портниха, 64 лет, выдержала все степени пытки. В протоколе о ней говорится: «В нее били, как в старую шубу». Об одной 16-летней девушке, которая в конце концов все-таки созналась, в протоколе говорится: «Удивительно, что ее молодая кровь могла так долго выдержать».
В 1576 году в Вестфалии одна женщина была обвиняема в колдовстве. Пытка довела ее до признания, от которого она после отреклась. При возобновлении пытки она вторично призналась и была осуждена на смерть. По дороге к месту казни обвиняемая так энергично уверяла в своей невинности, что палач, несмотря на все увещания чиновника, распоряжавшегося казнью, отказался исполнить приговор, мотивируя свой отказ тем, что он не хочет погубить свою душу, казнив невинную. После четырехлетнего заключения эта женщина была выпущена на свободу.
В 1672 году в Гессене Катарина Липе, жена школьного учителя из Бетцендорфа, была заключена в Марбурге в башню и подвергнута страшным мучениям. В марбургском архиве мы находим протокол этой пытки: «Затем ей еще раз прочли приговор (пытки) и увещевали ее сказать правду. Она продолжала отрицать, сама добровольно разделась. Когда палач ей начал надпиливать пальцы рук и ног, она кричала: «О горе, горе! Господи, помоги мне! У меня ломаются руки!» Затем ей был надет испанский сапог, правая нога была сильно привинчена. Ее уговаривали сказать правду, но она ничего не ответила. Тогда ей завинтили и левую ногу; она все кричала, что ничего не знает. Когда она была поднята и вытянута, она кричала: «Господи, Иисус, помоги мне! Если меня и замучат до смерти, я все же ничего не знаю». Ее подняли еще выше, она утихла и говорила, что она не ведьма. Еще раз завинтили ее правую ногу, она кричала: «Горе мне!» Ее уговаривали сознаться, но она утверждала свое. Ее спустили, привинтили обе ноги, и она кричала: «Горе, горе мне!» Привинтили правую ногу: она умолкла и ничего не отвечала. Еще раз завинтили: она кричала, затем затихла и не хотела отвечать. Опять привинтили: она громко кричала и говорила, что ничего не знает. Затем ее подняли в воздух, она кричала: «Горе, горе мне!» Когда ее спустили, она опять замолкла. Когда винты были сильно завинчены, она громко кричала и звала на помощь свою мать в гробу, затем замолкла и не хотела говорить. Когда винты еще сильнее были завинчены, она пронзительно кричала, что она ничего не знает. Затем винты были выше надвинуты на ноги и палач стучал молотом, она кричала: «Дорогая матушка под землей! Иисус, помоги мне!» Ей привинтили левую ногу: она кричала, что она не ведьма, Господь Бог знает это, и все, что про нее говорили, клевета. Ей привинтили правую ногу: она вскрикнула, но вдруг замолчала. Затем палач ее вывел, чтобы срезать ей волосы. Вернувшись, он сказал, что нашел «чертов знак»: он воткнул глубоко иголку в это место, и она этого не почувствовала, и кровь не потекла. Затем ей опять надпилили руки и ноги и еще раз ее вытянули, она утихла, как бы спала. Ей привинтили ноги: она громко кричала, затем вдруг затихла, закрыв рот. Привинтили левую ногу: она утверждала, что ничего не знает, хотя бы ее убили. Завинтили левую ногу: она кричала и уверяла, что ничего не знает, пусть ее положат на землю и убьют. Затем ей крепко привинтили левую ногу, ударяя по винту, затем ее подняли на воздух, наконец совсем спустили. Палач, мастер Кристофель, сообщает, что, когда ей обрезывали волосы, она просила не оставлять ее долго висеть в воздухе».
Эта женщина мужественно перенесла все степени пытки, не сознавшись; и так как других доказательств против нее не имелось, то ее пришлось освободить. Но в следующем году против нее опять возникло подозрение, ее снова арестовали и жестоко пытали. Четыре раза ее вытягивали на «лестнице», шестнадцать раз ее ноги были завинчены самым сильным образом, и так как с ней беспрестанно случались конвульсивные припадки, то ей насильно открывали разными орудиями рот, чтобы она могла сознаться. То она упрашивала, то она рычала — говорится в протоколе — «как собака». Ее мужество оказалось сильнее злости ее мучителей. Наконец несчастная женщина была выпущена, но изгнана из страны.
Мы приводим здесь протокол пытки 31 октября 1724 года в процессе против Эннеке Фюрстенис: «После того как допрашивавший судья доктор Гогравиус тщетно уговаривал ее сознаться добровольно, было приступлено к первой степени пытки. Палач вышел, показал ей орудия пытки и строго говорил с ней, между тем как судья читал ей отдельные пункты обвинения. Затем палач приступил ко второй степени пытки. Обвиняемую ввели в камеру, раздели, связали и снова допрашивали. Она упорствовала в отрицании своей вины. Когда ее связывали, она все время кричала и просила именем Бога, чтобы ее развязали. Она повторяла, что охотно умрет и даст утвердительные ответы, если судьи возьмут на себя ответственность за ее грех лжи. И так как она все не хотела сознаться, то перешли к третьей степени пытки — к жому. Так как она беспрерывно кричала, то ей вложили в рот capistrum
[50] (приспособление, мешавшее издавать звуки) и продолжали пытку жомом. Хотя обвиняемая была пытаема таким образом пятьдесят минут и пальцы ее беспрестанно были ущемляемы жомом, она не только не созналась, но и не проронила во все время пытки ни одной слезинки. Она только все время кричала: «Я невинна! О Иисусе, не оставь меня, помоги мне в моих муках!» и время от времени: «Господин судья, об одном прошу вас, осудите меня невинной». Тогда приступили к четвертой степени пытки: на обвиняемую надели испанский сапог. Когда пытаемая выдержала и эту пытку в продолжение тридцати минут, доктору Гогравиусу пришло на мысль, что обвиняемая, вероятно, дьявольским искусством сделала себя нечувствительной к болям. Поэтому он велел палачу раздеть ее еще раз и осмотреть внимательно, не найдет ли он чего-нибудь подозрительного в каких-нибудь местах ее тела. Но палач после тщательного осмотра объявил, что он ничего не нашел. Тогда ему приказано было надеть ей снова испанский сапог. Пытаемая продолжала отрицать и все кричала: «О Боже, я этого не сделала, я этого не сделала, если бы я это сделала, я бы охотно созналась. Господин судья, осудите меня невинной! Я охотно умру. Я невиновна, я невиновна!» Пытаемая перенесла вторичную пытку испанским сапогом, и хотя она переменилась в лице, но не плакала, и нельзя было заметить, чтобы силы ее оставили или чтобы она ослабла. Тогда доктор Гогравиус выразил опасение, что и четвертая степень пытки не подействует, и приказал перейти прямо к пятой степени. Сообразно этому обвиняемую подняли в воздух и дали ей двумя розгами до тридцати ударов. Когда ее для этого предварительно связывали, она просила, чтобы ее больше не мучили, говоря, что она хочет сознаться в совершении преступления, но она боится этим согрешить. Эти слова она часто повторяла, но, когда ей затем ставили вопросные пункты, она по-прежнему все отрицала.
