– Хорош и храбр, сестра.
– А-а! – воскликнула она с радостью.
– Да, он настоящий дворянин, это написано на его мужественном лице.
– Ты мне сказал, что надеешься увидеть его?
– Надеюсь. Но не знаю, когда и каким образом устроится это свидание.
– Разве вы не условились?
– Герцог ревниво наблюдал за нами, так что я смог обменяться с Гусманом лишь несколькими неопределенными фразами, но мне кажется, он понял меня.
– Понимаешь ли ты, что поручение, данное ему, ужасно, роль, которую он вынужден играть, гнусна!
– Понимаю, но он так не думает, напротив, он убежден, что выполняет свой долг.
– Но все-таки как тебе кажется, существует ли между нами родство?
– Что сказать тебе, сестра? Все это покрыто непроницаемой тайной. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что фамилия Тудела находится в близком родстве с нами, но, поскольку они никогда не жили при дворе, а всегда в своем имении, среди своих вассалов, мы с ними почти не общались. Я не помню, чтобы встречал у отца хоть одного человека, носящего эту фамилию. Стало быть, я не могу утверждать, родня ли нам дон Гусман. К тому же наш отец никогда не выказывал мне ни малейшего доверия, и, зная о той глубокой приязни, которую я всегда испытывал к тебе, он старательно скрывал от меня все свои мысли.
– Повсюду мрак! О, как несправедливо Небо! – вскричала донья Клара с отчаянием. – Почему оно позволяет добродетели изнемогать под гнетом ненависти?
– Пути Господни неисповедимы для взглядов людских, сестра. Может быть, когда ты обвиняешь Его в немилосердии, Он готовит громкое оправдание и страшное мщение.
Донья Клара подняла свое бледное лицо, и мрачная улыбка мелькнула на ее губах.
– Нет, – возразила она, – я не могу дольше ждать! Час настал, повторяю тебе, даже если бы мне пришлось изнемочь в борьбе, я буду действовать.
– Что же ты намерена делать?
– Разорвать раз и навсегда пелену перед моими глазами.
– Тебе это не удастся.
– Пусть будет то, что угодно Богу. Я решилась. Кроме того, ты торжественно поклялся помогать мне во всем.
– Во всем, что будет зависеть от меня, сестра. Ты можешь рассчитывать на это.
– Благодарю тебя, Санчо… Скажи, Гусман, вступив в ряды Береговых братьев, изменил имя?
– Конечно, ведь если бы узнали, что он испанец, его сочли бы шпионом.
– Ты знаешь, как его теперь зовут?
– Знаю, сестра.
– Как?
– Марсиаль.
– Хорошо, этого мне достаточно. Не беспокойся, Санчо, я скоро узнаю, действительно ли этот молодой человек – мой сын.
– Извини, что спрашиваю, сестра, но каким образом собираешься ты удостовериться в этом?
Донья Клара улыбнулась.
– Сердце мне подскажет. Мать никогда не обманется.
– Но для этого тебе надо его увидеть.
– Я его увижу, и очень скоро.
– Не понимаю, сестра. Итак, ты хочешь…
– Да, – перебила она взволнованно, – я тоже хочу пристать к Береговым братьям, жить их жизнью, наблюдать за их поступками и, главное, видеть этого молодого человека, этого Марсиаля, но так, чтобы он не знал, кто я. Я заставлю его полюбить меня. Ведь если, в чем я тайно убеждена, он мой сын, он невольно будет тянуться ко мне, и тогда…
– Но это же безумие, сестра! – вскричал маркиз в ужасе. – Ты ведь не серьезно это говоришь?
– Почему же, позволь тебя спросить, брат?
– Как же ты будешь жить с этими разбойниками, не имеющими ни веры, ни закона?
– У этих разбойников, не имеющих ни веры, ни закона, больше чести, чем у тех, кто их презирает и преследует, как хищных зверей. Мне кажется, ты должен это знать лучше всех.
– Правда, сестра, лично я никогда не мог на них пожаловаться. Напротив, они всегда вели себя со мной как люди благородные, и поверь, я сохраняю к ним глубокую признательность.
– Если так, почему же ты предполагаешь, что они будут вести себя иначе с женщиной?
– Я не то хотел сказать, ты не поняла меня.
– Объяснись же, – ответила она с легкой досадой.
– Разве ты забыла, что среди этих людей есть один человек, который запретил тебе появляться перед ним?
– Если только я не возвращу ему его сына.
– Но как?!
– Я возвращу ему сына. Поверь, мое сердце не обманывает меня.
Маркиз покачал головой и ничего не ответил. На несколько минут в комнате воцарилось молчание. Наконец донья Клара заговорила:
– Я приняла решение, и никакая сила не заставит меня изменить его! Кроме того, – прибавила она печально, – не беспокойся, Санчо, он меня не узнает. Посмотри на меня и скажи, похожа ли эта несчастная, согбенная под тяжестью незаслуженного горя женщина на ту, которую ты знал двадцать лет назад? Нет, нет! Монбар, или граф де Бармон, называй его как хочешь, не узнает меня. Ах! Да он просто пройдет мимо, и взгляд его не остановится на несчастной, черты которой, обезображенные горем, ничего не подскажут его сердцу.
– Я не имею ни права, ни желания удерживать тебя от этого мужественного шага, сестра, хотя не предвижу ничего хорошего. Мое искреннее сочувствие и поддержка будут сопутствовать тебе во всем. Действуй, как считаешь нужным, и да поможет тебе Господь!
– Он будет со мной, брат, я надеюсь на это.
– Во всяком случае, – задумчиво продолжал дон Санчо, – помни, что я – губернатор Эспаньолы и благодаря этому званию всегда смогу помочь тебе, если понадобится. Хоть эти негодяи наши смертельные враги, они, однако, часто вынуждены считаться с нами.
– Я знаю, как ты меня любишь, Санчо, и этого достаточно. Я уверена, что в любом случае могу на тебя положиться.
– О чем бы ты ни попросила меня, сестра, я сделаю это и днем и ночью и по первому твоему зову явлюсь к тебе.
– Спасибо, – просто ответила Клара, протянув ему руку.
Маркиз взял ее руку и грустно прошептал:
– Бедная сестра!
– Санчо, – продолжала она, – у меня есть тайное предчувствие, что мои горести подходят к концу и что скоро, – прибавила она с внезапной радостью, – я отыщу своего сына и прижму его к сердцу!
Маркиз поклонился сестре, подавив вздох.
– Теперь, – проговорил он, – я вынужден оставить тебя, ведь я уехал, никого не предупредив. Столь продолжительное отсутствие может показаться странным, мне пора появиться в Санто-Доминго и унять беспокойство, возбужденное этим непонятным для всех поступком. Я ведь еще только-только назначен губернатором и должен подумать о том, как достойным образом исполнять возложенные на меня обязанности. Надеюсь, мы скоро увидимся, я еще многое должен тебе рассказать после такой продолжительной разлуки.
