– Может, оно и так, – степенно заметил Питриан.
– Постараемся найти провизию, я умираю от голода.
Они обыскали всю комнату сверху донизу. Филипп угадал: под навесом, выходившим во двор, смежный с садом, находились два трупа, давно разложившиеся. Морщась от отвращения, флибустьеры поспешили вырыть глубокую яму и бросили в нее трупы, чтобы избавиться от распространяемого ими нестерпимого запаха. Потом они снова начали поиски провизии, которые завершились успехом. Добыча их состояла из иньяма, вяленой говядины, фруктов, бутылки рома. Сложив все в сумку, они вернулись в пещеру и быстро прошли через нее к берегу.
– Право, – весело сказал Филипп, с аппетитом поглощая еду, так кстати посланную им случаем, – надо признаться, что всемилостивое Небо помогает нам. Эта экспедиция, дававшая нам один шанс против девяноста девяти, вполне удалась. А ты как думаешь, Питриан?
– Я думаю, – ответил флибустьер с набитым ртом, – что, может быть, вы и правы, но рановато радоваться. Ведь вы знаете испанскую пословицу?
– Какую же? Их у испанцев много.
– «Идти за шерстью и вернуться остриженным»… Не будем же торопиться провозглашать победу, наш успех всецело зависит от де Граммона.
– Это правда. Если он попался, во что я не верю, мы погибли.
– Не думаю, чтобы он попался. Но его могли убить, а для нас это одно и то же. Наши товарищи, видя, что мы не возвращаемся, предположат, что мы попали в руки испанцев, и откажутся от экспедиции. Что же тогда здесь с нами будет?
– Иди к черту со своими несчастными предсказаниями, – сказал Филипп, – что ты раскаркался, как ворон? Все будет хорошо!
– Аминь! – от всего сердца сказал Питриан и так отхлебнул из бутылки, что содержимое ее уменьшилась на добрую треть.
Они продолжали завтракать, разговаривая таким образом, а по окончании завтрака принялись наблюдать за морем.
В одиннадцать часов утра они увидели несколько судов под парусами, идущих к Тортуге. Суда эти встретились со шхуной, которая выходила из канала в открытое море. Филипп предположил, и это действительно так и было, что суда везли новый испанский гарнизон, а шхуна – донью Хуану и дона Фернандо д’Авилу, ее опекуна. Несмотря на горесть, которую вызвал в нем этот отъезд, он, однако, чувствовал и тайную радость при мысли, что любимая им женщина находилась теперь вне опасности.
Прошло два дня. Ничто не смущало спокойствия, которым наслаждались оба флибустьера. Несколько раз отправлялись они в дом за провизией, потом опять возвращались на свой пост. Решительно все благоприятствовало им: погода стояла прекрасная, море, как говорят моряки, походило на разлитое масло. Ни малейшее дуновение воздуха не смущало поверхности, гладкой, как зеркало.
На третий день в безлунную и очень темную ночь они, затаившись, все так же сидели на своем посту. Около одиннадцати часов они заметили свет, на секунду блеснувший в темноте и почти тотчас угасший. Флибустьеры поняли, что это вспыхнул порох, зажженный их товарищами, спрашивавшими таким образом, можно ли пристать к берегу. Ответ не заставил себя ждать: четыре затравочных пороха, сожженных один за другим, предупредили Береговых братьев, что все спокойно и они могут причаливать.
Однако прошло около часа, и ничто не показывало флибустьерам, что сигналы их были замечены и поняты. И только в полночь они наконец увидели неподалеку от берега несколько черных теней, появившихся из темноты, и глухой, размеренный шум подсказал им о прибытии флибустьерской флотилии, полностью состоявшей из пирог. Через десять минут флибустьеры выпрыгнули на берег. Их было четыреста человек, все вооружены с ног до головы, все полны решимости победить или умереть. Главные предводители флибустьерства командовали ими: д’Ожерон, Монбар, де Граммон, Пьер Легран, Дрейф, Мигель Баск, Дрейк, Жан Давид. И многие почти столь же знаменитые или шедшие на смену этим героям.
– Ну, что нового? – спросил д’Ожерон племянника.
– Ничего, насколько мне известно, кроме того, что испанский гарнизон, кажется, удвоился.
– Да, – продолжал д’Ожерон, – несмотря на попытку сохранить наши планы в тайне, изменник, кажется, замешался среди нас и открыл все испанцам. Губернатор Санто-Доминго отправил двести человек подкрепления в гарнизон, они должны были высадиться вчера.
– Так оно и было, – заметил Филипп.
Если бы темнота не была так густа, краска, вдруг залившая лицо Марсиаля, тотчас подсказала бы д’Ожерону, кто именно выдал их тайну испанцам.
– Что мы будем делать? – спросил Монбар.
– Действовать, – ответил д’Ожерон, – но прежде выслушаем план Филиппа.
– Вы оказываете мне большую честь, дядюшка, – ответил молодой человек, – план этот прост. Вот он: сто самых ловких из нас под началом де Граммона и Питриана проберутся к площадке Скального форта, триста других под моим руководством нападут на испанцев сзади, так, чтобы поставить их между двух огней.
– Хорошо, но как мы переберемся через скалы с пушкой?
– Я нашел дорогу… Вы принимаете этот план?
– Подходит. Ничего не меняя, мы приведем его в исполнение.
Де Граммон подошел к Филиппу и дружески пожал ему руку.
– Благодарю, брат, – сказал он, – что вы уступили мне лучшую роль в этом представлении. Вы сделали мне одолжение, которого я не забуду.
– Я надеюсь на это, – сказал Филипп с иронией, ускользнувшей от капитана.
– За мной не постоит, – ответил тот.
– Прежде чем мы пустимся в путь, не забудьте, дети мои, что я дал клятву победить или умереть, – сказал д’Ожерон.
– Мы победим! – в один голос ответили четыреста авантюристов.
– Обе атаки должны пройти одновременно, на рассвете. Теперь достаточно разговоров – вперед!
Мы сказали, что ночь была темная и безлунная, ни одной звездочки не сияло в небе. Ветер переменился, как это часто бывает к полуночи, и дул с моря, так что оно теперь бушевало и волны с грохотом разбивались о Железные берега. Такая погода благоприятствовала флибустьерам: жители острова и гарнизон не слышали шума, который флибустьеры, несмотря на все предосторожности, производили, – рев моря заглушал все звуки.
Прежде всего д’Ожерон должен был разделить флибустьеров на два отряда. Пока же Береговые братья, предводительствуемые Филиппом и Питрианом, молчаливые и отважные, как люди, решившие победить или умереть, торопливым шагом направились к пещере. И они вошли в нее не колеблясь. По дороге Филипп рассказал дяде, как случайно обнаружил он пещеру и домик. Благодаря его открытию флибустьеры могли сразу же попасть вглубь острова. При выходе из пещеры оба отряда разделились. Самый многочисленный, под командой Монбара, д’Ожерона и Филиппа, засел в домике (двери и окна которого были отворены) и позади него. Домик этот находился совсем близко от места расположения испанцев. Флибустьеры оставались неподвижны и безмолвны, ожидая сигнала, чтобы начать действовать. Сигналом был выстрел из пушки второго отряда. Второму отряду предстояло, преодолев серьезные трудности, добраться до Скального форта. Но благодаря мужеству, ловкости, а особенно смелости флибустьеров путь этот был преодолен в несколько часов. И в ту самую минуту, когда солнце показалось на горизонте, два выстрела из пушки, заряженной картечью, раздались с площадки Скального форта. И тут же раздался страшный крик трехсот голосов. Это первый отряд, устремившись вперед, как поток, прорывающий плотину, начал атаку.
