Из-за всего этого дон Фернандо, против воли, не мог уделять должного внимания своей питомице, которая почти всегда оставалась одна, взаперти в своих комнатах. Но девушка не жаловалась на одиночество, а, напротив, была ему очень рада. Ведь таким образом она могла без всяких помех думать о том, кого любила.
Большую часть дня девушка проводила, сидя на балконе. Спрятавшись за шторой и устремив взгляд на озеро, она погружалась в бесконечные мечтания. Иногда она приподнимала голову и, обращаясь к дуэнье, которая сидела возле, перебирая четки, говорила своим нежным голоском:
– Не правда ли, кормилица, мой возлюбленный скоро вернется?
Старуха с досадой качала головой. Она не отвечала или бормотала что-то, что девушка не могла расслышать. Правда, девушка и не слушала, что говорила кормилица, а предпочитала улыбаться своим мыслям и вновь возвращаться к своим сладостным грезам.
Два или три раза нья Чиала давала ей понять, что гораздо лучше было бы, вместо того чтобы вести затворническую жизнь, выйти вместе с ней из дома, чтобы осмотреть город, посетить открывшиеся повсюду лавки, наполненные восхитительными безделушками, которые так нравятся женщинам – и знатным дамам, и горничным – и за которые столь многие из них готовы отдать свою душу в когти дьяволу.
Донья Хуана на каждую подобную просьбу кормилицы отвечала сухим «нет» или возражала, что ей не нужны ни кружева, ни безделушки, что ей хорошо дома, и тотчас погружалась в свои прерванные мечтания.
Однажды утром при возобновлении настойчивых просьб ньи Чиалы девушка, печальная в этот день больше обычного, хотя вроде бы никаких особенных причин для плохого настроения не было, с досадой покинула свое место возле окна, чтобы, запершись в спальне, не слышать ворчанья старухи. Вдруг дверь отворилась, и на пороге показался дон Фернандо д’Авила.
– Милая Хуана, – сказал он без всяких предисловий, – я пришел просить вас поехать со мной в гавань. Говорят, что у капитана корабля «Тринидад» есть чудесные кружева и великолепные материи. Он хочет показать их вам, поскольку уверен, что ваш вкус будет определять здешнюю моду и что товары, выбранные вами, будут пользоваться огромным спросом. Он пригласил нас также позавтракать на его корабле. Я принял приглашение за себя и за вас. Этот капитан – прекраснейший человек, и мне не хотелось бы огорчить его. Приготовьтесь же, но поскорее, потому что капитан ждет нас на пристани, чтобы доставить на свой корабль.
Девушка закусила губу, состроила гримаску и, поздоровавшись со своим опекуном, которого она еще не видела в это утро, ответила:
– Я нездорова и не могу выезжать, сеньор, я буду очень вам благодарна, если вы избавите меня от этой поездки.
– Ну-ну! – ответил он с улыбкой. – Напротив, вы никогда не были так здоровы! Вы свежи и румяны, как роза. Будьте добры, Хуана, не отказывайте мне. Вы заставите меня нарушить слово, что будет очень неприятно для меня и очень огорчит доброго капитана. Кроме того, я убежден, что морской воздух пойдет вам на пользу.
– Я постоянно повторяю ей это, а она не желает меня слушать, – заметила старуха, обрадовавшись подоспевшей помощи.
– Молчите, кормилица, – сердито воскликнула девушка, – вы только и умеете, что мучить меня.
– Как дети неблагодарны, Пресвятая Дева! – прошептала старуха, сложив руки и устремив взор к небу.
– Могу я надеяться, что вы поедете со мной, Хуана? – вновь спросил дон Фернандо.
– Если вы требуете, сеньор…
– Давайте же договоримся, милое дитя. Я ничего не требую, я прошу. Если вам это неприятно, я беру назад свою просьбу, не будем больше говорить об этом. Я извинюсь перед капитаном. Как вы сами понимаете, если вы останетесь дома, то и мне незачем отправляться к нему на корабль.
Он поклонился питомице и сделал несколько шагов по направлению к двери.
– О! Простите меня, сеньор, – воскликнула донья Хуана, поспешно подходя к нему и беря его за руку, – простите, если я рассердила вас. Я сама не знаю, что со мной происходит. Это не зависит от моей воли. Я никогда не чувствовала себя так странно.
– Неужели вы действительно больны? – спросил губернатор с отеческой заботливостью.
– Не понимаю. Мне хочется плакать, сердце мое стучит так, словно мне угрожает большое несчастье.
– Какая же вы придумщица! – заметил дон Фернандо, смеясь. – Уединение, на которое вы зачем-то себя обрекли, единственная причина всего этого.
– О! Не смейтесь, сеньор, умоляю вас! Смею вас уверить, я очень страдаю, – сказала она со слезами на глазах.
– Если так, милое дитя, вам надо лечь в постель и позвать доктора.
– Нет-нет, я поеду с вами. Кажется, вы правы, и свежий воздух рассеет эту непонятную тоску.
– Вы действительно согласны ехать со мной, Хуана? Хочу заметить, что не намерен навязывать вам своей воли.
– Благодарю вас, сеньор. Но я сама предпочитаю выехать. Прошу у вас только несколько минут, чтобы взять шарф и накинуть мантилью.
– Я подожду, сколько вам угодно.
– Только две минуты. Пойдемте, кормилица.
И донья Хуана, легкая, как птичка, выпорхнула из комнаты.
– И почему она не моя дочь! – со вздохом прошептал старый офицер.
Девушка появилась почти тотчас.
– Не долго ли я отсутствовала?
– Вы просто очаровательны, моя обожаемая дочь.
– Так пойдемте же, – ответила она с улыбкой, – теперь, когда я исполнила вашу просьбу, вы опять сделались любезны.
На полпути к гавани им повстречался капитан корабля «Тринидад», который, потеряв надежду дождаться их на пристани, решил идти навстречу.
Капитан был еще молодым человеком, с лицом умным и решительным. Прежде он служил офицером в военном испанском флоте и слыл образованным, опытным моряком.
Шлюпка для гостей была готова. По знаку капитана она подплыла к пристани.
За несколько минут они добрались до «Тринидада», великолепного трехмачтового судна с десятью бронзовыми пушками, похожего скорее на военный корабль, чем на мирное торговое судно.
На палубе все было готово к приему гостей. Губернатора и его питомицу принимали с должными почестями. Под навесом был приготовлен стол на четыре персоны, накрытый для роскошного завтрака.
Представив губернатору своих офицеров, капитан пригласил лейтенанта, старого моряка, с которым плавал уже давно, сесть за стол вместе с ними, предварительно испросив позволения у дона Фернандо д’Авилы, которое тот поспешил дать. После этого капитан велел подавать завтрак.
Кушанья были превосходные, вина – отборные. Донья Хуана, точно желая забыть свое дурное расположение духа, а также невольно увлеченная новизной впечатлений, видом рейда и красотой пейзажа, как будто совершенно забыла о своей тоске, была очаровательна, весела, смеялась и поддразнивала старого лейтенанта.
