– Я уже сказал, что моя решимость непоколебима.
– Это ваше последнее слово?
– Последнее, – холодно ответил полковник.
– Да свершится ваша судьба, коли так. И пусть напрасно пролитая кровь останется на вашей совести.
– Судья мне – Господь. И я верю в Его всемогущую доброту.
– Это единственное, что вам остается. Прощайте, сеньор полковник, через час я начну штурм.
– Мы постараемся достойно ответить, сеньор кабальеро.
Оба церемонно поклонились друг другу. Монбар пересел в свою шлюпку, которая немедленно удалилась по направлению к фрегату, между тем как полковник поспешно возвратился в форт Барра.
– Ну что? – спросил бывший комендант, когда полковник прибыл на остров.
– Приготовьтесь сражаться, господа, – сказал полковник, обнажая шпагу, – и помните, что вы имеете дело с людьми, которые не знают пощады.
Все разошлись, готовые выполнить свой долг до конца.
Следует сказать, что поступок, на который решился Монбар, вовсе не согласовывался с привычками знаменитого флибустьера. С доном Фернандо д’Авилой Монбар встретился только по просьбе доньи Клары. Правда, согласившись на этот шаг, Монбар предвидел, что он не принесет никакого результата.
Как только адмирал вернулся на фрегат, флоту было дано несколько сигналов. И почти тотчас показались лодки с вооруженными людьми, медленно направлявшиеся к берегу: флотилия, составленная из двадцати пяти лодок и насчитывавшая около пятисот человек, собиралась предпринять высадку.
Лодками командовали Монбар, Морган и другие известные флибустьеры.
Испанцы подпустили их на ружейный выстрел. Внезапно артиллеристы склонились над пушками и флотилия тут же была обстреляна картечью. Флибустьеры не отвечали, они продолжали двигаться вперед, по своему обыкновению громко распевая и не обращая внимания на товарищей, сраженных картечью.
Раздался второй залп, за ним – третий.
– Вперед! – закричал Монбар, взмахнув шпагой и бросаясь из лодки в воду.
– Вперед! Вперед! – повторили флибустьеры, выпрыгивая из лодок и устремляясь за Монбаром, совершенно не заботясь о том, насколько тут глубоко.
Испанцы усилили огонь. Флибустьеры выскочили на берег и побежали к насыпям и палисадам, которые служили неприятелю аванпостами. Нападение оказалось стремительным. Насыпи в один миг были разрушены, испанцы сбиты с ног и убиты. Авантюристы преследовали беглецов по пятам и ворвались в испанские укрепления буквально на плечах отступающего противника. Флибустьеры бросились на артиллеристов, убили их прямо возле пушек, не дав времени сделать последний залп, потом развернули жерла в спины бежавшим солдатам и начали стрелять.
Так флибустьеры овладели Голубиным островом. Флот, оповещенный о победе, тотчас распустил паруса и вошел в озеро. За исключением нескольких солдат, успевших убежать, весь гарнизон был безжалостно перебит.
Флибустьеры нашли в форте шестнадцать пушек большого калибра, оружие, порох и значительное количество провианта.
Взятие форта Барра обеспечивало успех всей экспедиции. Отныне падение городов, расположенных на берегах озера, было лишь вопросом времени.
Полковник, как он и обещал губернатору Маракайбо, храбро пал во главе своего гарнизона. Но эта смерть, как ни была она достославна, оказалась совершенно бесполезной: форт взяли менее чем за час.
Глава XXI
Маракайбо
После взятия Голубиного острова дорога на Маракайбо перед флибустьерами была открыта. Они оказались хозяевами озера и теперь имели возможность беспрепятственно штурмовать все прибрежные города. Успех экспедиции был практически обеспечен. У испанцев сохранялась единственная возможность отыграться: напасть на флибустьеров со стороны Венесуэльского залива, отрезать отступление и запереть их в озере, как в мышеловке. Необходимо было устранить эту угрозу, которая в случае осуществления могла превратить торжество флибустьеров в их гибель.
Монбар созвал военный совет, на котором изложил положение дел.
Береговые братья, упоенные победой, предоставили ему полную свободу. Монбар волен был принимать меры, которые он сочтет необходимыми для общей безопасности.
Адмирал, заручившись согласием товарищей и руководствуясь соображениями осторожности, а может быть, следуя тайному плану, который он составил уже давно и осуществление которого казалось ему важнее, чем богатства, прельщавшие остальных флибустьеров, был достоин оказанного ему доверия.
Боясь излишней поспешностью свести на нет благоприятные шансы на победу всего предприятия, он прежде всего занялся обеспечением отступления на случай поражения. Поэтому, прежде чем двигаться дальше, Монбар велел срыть до основания все укрепления на Голубином острове и заклепать жерла пушек, поскольку не имел ни средств передвижения, ни времени, чтобы захватить их с собой. Как ни быстро были проведены эти работы, они потребовали довольно значительного времени, так что только через три дня после взятия форта Барра флот мог направиться к Маракайбо.
Велико же было удивление флибустьеров, когда, высадившись, они нашли этот город совершенно пустым. Флибустьеры тотчас заняли лучшие дома. Но все же Монбар, опасаясь засады, выставил посты на Главной площади, возле ратуши и даже на улицах, ведущих за город. По принятии необходимых мер предосторожности флибустьерам была предоставлена полная свобода беспрепятственно предаваться грабежам и веселью.
Адмирал поселился в доме, который он занимал прежде, во время своего первого путешествия, и для доньи Клары были приготовлены комнаты в этом же самом доме.
С тех пор как флибустьеры овладели Маракайбо, донья Клара ухаживала за ранеными. Ее стараниями кабильдо был превращен в лазарет, и туда перенесли флибустьеров, раненных при взятии Голубиного острова. Благодаря неустанным заботам доньи Клары многие вскоре выздоровели. Донье Кларе помогали бедные женщины, оставшиеся в городе после бегства большей части жителей. Таким образом она в какой-то мере обеспечила их безопасность.
Большую часть дней, а зачастую и ночей донья Клара оставалась в лазарете, ухаживая за больными, стараясь утешить их кроткими словами, которые знают одни только женщины, потому что черпают их из сердца.
Флибустьеры, первое время неприязненно смотревшие на донью Клару, переносившие ее присутствие с глухим ропотом, мало-помалу изменили свое мнение на ее счет. Как все крайние натуры, они резко перешли от ненависти и неприятия к самой глубокой любви, к самому величайшему уважению и к самой безграничной преданности. Хищные звери превратились в ягнят. Один знак, один взгляд доньи Клары совершал чудеса. Эти люди обожали ее, как святую. Не поздоровилось бы тому, кто осмелился бы нанести ей оскорбление, да такая мысль и не могла прийти никому в голову.
