– Вы видите, я безоружен.
– Это правда, – сказал Монбар, вынимая из ножен свою шпагу и подавая ее Марсиалю. – Согласитесь драться этой шпагой. Капитан прав, вы не можете отказать ему в удовлетворении, которого он требует.
– Я и не думаю об этом. Я принимаю вашу шпагу. Но где же мы будем драться?
– Здесь же, если вы не возражаете, – ответил капитан.
– Хорошо.
Оба противника скинули камзолы и встали в позицию.
Зала гостиницы представляла в эту минуту странное зрелище. Авантюристы расступились, чтобы дать место сражающимся. Некоторые влезли на столы, другие, сохраняя молчание, тревожно вытягивали шеи из-за плеч друг друга, чтобы лучше видеть.
Вежливо поклонившись, противники скрестили шпаги. С первых выпадов присутствующие поняли, что оба противника чрезвычайно искусны. Несмотря на стремительность нападений, Марсиаль, неподвижный, как будто пригвожденный к месту, держал шпагу наготове, его рука казалась железной. Со своей стороны, кавалер де Граммон, природная сила которого только возросла из-за первого поражения, противопоставлял своему противнику непоколебимую стойкость. К нему вернулось его обычное хладнокровие, и, как бы играя, он чрезвычайно искусно и изящно действовал шпагой.
Прошло минуты три. За это время в зале, наполненной людьми, не раздавалось другого шума, кроме учащенного дыхания обоих противников и зловещего лязга стали о сталь. Может быть, из всех зрителей лишь один Монбар угадывал превосходство гибкой и экономной манеры Марсиаля над размашистыми действиями капитана. Один раз Марсиаль отразил нападение капитана таким верным и сильным ударом, что если бы он не сдержал свою шпагу, то капитан был бы проткнут насквозь.
Монбар, заинтересованный манерой фехтования молодого человека, следил с беспокойством, которое против его воли обнаруживалось на его лице, за всеми подробностями этой странной дуэли. Он мысленно спрашивал себя, чем же все это кончится, как вдруг капитан сделал шаг назад и, опустив шпагу, спросил:
– Вы ранены?
– Это правда, – ответил Марсиаль, повторяя его движение.
Шпага кавалера слегка проткнула молодому человеку плечо, на котором выступило несколько капель крови.
– Господа, довольно! – сказал Монбар, становясь между ними.
– Я нисколько не желаю продолжать, – сказал капитан, – я сознаю себя побежденным вдвойне. Этот господин решил присвоить себе всю честь в этом деле. Стоило ему пожелать, и он десять раз убил бы меня.
– О! – воскликнул молодой человек.
– Ба-а! – весело заметил кавалер. – Рана, нанесенная мною, пустяк. Я только школьник в сравнении с вами. Вот моя рука, пожмите ее чистосердечно, это рука друга.
– С радостью, – ответил Марсиаль, – поверьте, ничто не могло бы мне доставить большего удовольствия.
– Ты был скорее удачлив, чем благоразумен, мой добрый Граммон, – сказал, смеясь, Монбар. – Этот господин благородный человек, ты не ошибся, и он, конечно, убил бы тебя, если бы захотел.
– Не надо говорить об этом, умоляю вас, – улыбаясь, сказал молодой человек.
– Напротив, надо говорить, – возразил капитан с резкой откровенностью, – я грубиян, я заслужил этот урок. И будьте спокойны, дружище, я не забуду его. Как жаль, что такой очаровательный молодой человек, как вы, не моряк!
– Извините, но я моряк.
– В самом деле, вы моряк? – с радостью переспросил кавалер.
– Разумеется, – сказал, подходя, Дрейф, слышавший весь этот разговор. – Он мой второй лейтенант, я даже отчасти обязан ему спасением своего судна.
– Вот это прекрасно! – вскричал капитан. – Если вы хотите, мы будем плавать вместе и сыграем не одну славную шутку с этими злодеями-испанцами.
– Э, позвольте, – заметил Дрейф, – дайте же мне представить его Монбару. С этим намерением я и просил его прийти сюда.
– Он сам представился, – смеясь, отвечал флибустьер. – Теперь, друг, он может обойтись без тебя, потому что я за него ручаюсь.
Марсиаль, польщенный такой деликатной похвалой, покраснел от удовольствия и гордости и поклонился Монбару.
Глава IX
Береговые братья
Вследствие ли каких-то тайных причин или заранее принятого решения Марсиаль в переделках, о которых мы рассказали, вел себя так твердо и решительно? Мы не можем сказать наверняка. Может быть, молодой человек, по природе своей храбрый и гордый, почувствовал, как закипела его кровь при грубом оскорблении, полученном им так неожиданно, и невольно поддался справедливому негодованию. Может быть, он притворно выказал более сильный гнев, чем тот, который чувствовал в действительности, и поспешно ухватился за благоприятный случай предстать перед авантюристами тонким знатоком фехтования, человеком решительным, которого ничто не может напугать, и, что немаловажно в отношениях с флибустьерами, человеком, одаренным необыкновенной физической силой.
Если действительно таково было его намерение, успех превзошел самые смелые его надежды. Авантюристы, сострадательно улыбавшиеся, когда он принял вызов, брошенный ему одним из самых грозных их бойцов, совершенно изменили свое поведение, как только увидели молодого человека в деле. Они смотрели на него с сочувственной симпатией, даже с некоторой долей уважения. Никого из авантюристов не обманула его рана, и любезное снисхождение к противнику тотчас вызвало всеобщее расположение.
Не замечая обращенного на него внимания, предметом которого он стал, молодой человек почтительно выпрямился перед Монбаром, готовый отвечать на его вопросы.
Знаменитый флибустьер был высок ростом. В то время, когда происходит действие этого романа, ему уже было за пятьдесят, на его мужественных чертах, которые в молодости были очень красивы, виднелись неизгладимые следы суровой борьбы, которую он вел в продолжение своей полной опасностей жизни. Его бледное лицо носило выражение жестокой холодности и неумолимой решимости, которые внушали страх и уважение. Черные глаза Монбара горели внутренним огнем. Его непринужденное и изящное обращение выдавало в нем дворянина. Костюм его, простой, без вышивки, но очень опрятный, походил на костюмы окружавших его матросов. На шее у Монбара висел золотой свисток на цепочке того же металла. Только это да еще шпага со стальным эфесом отличали его от товарищей.
Монбар в течение нескольких минут рассматривал молодого человека с вниманием, которое не могло не внушить тому некоторого беспокойства. И наконец он сказал коротко:
– Надеюсь, из вас выйдет толк.
– Я очень хотел бы служить под вашим началом, – ответил Марсиаль.
– Дрейф уверял меня, что вы хороший моряк.
– Я пятнадцать лет в море.
– Гм! Пятнадцать лет! Который же вам год? Мне кажется, вы очень молоды.
