– Нет, – с горькой улыбкой ответствовал герцог. – Я не знаю никого достойнее вас, кому мог бы сообщить то, что гложет мою душу. Да и друзей у меня больше нет, кроме вас и ваших братьев, с которыми я прожил бок о бок, пока находился на Санто-Доминго. И вы не раз доказывали мне свою преданность, которая сиюминутную дружбу превращает в многолетнюю. К тому же, чтобы развеять ваши сомнения, добавлю – мне нужна ваша поддержка. И наверняка понадобятся ваши советы, а может, и помощь. Поэтому я просто обязан открыть вам мою тайну, благо знать ее будете только вы да Дрейф, а это значит, что она так и останется погребенной в глубине моего сердца.
– Что верно, то верно, господин герцог, мне действительно важно кое-что знать. Но слишком многого я не требую и с этой минуты отдаю себя в полное ваше распоряжение.
Герцог поднес к губам серебряный свисток.
Появился лакей.
– Принесите прохладительного! – распорядился герцог. – И попросите дам выбрать себе что-нибудь из показанных товаров, да пусть торговец останется при дамах, пока я сам не приду с ним расплатиться.
Лакей принес на подносе прохладительные напитки и вслед за тем ретировался.
– Ваше здоровье! – сказал герцог, налив себе в бокал лимонаду и выпив его залпом. – Теперь я сделаю то, что вы сами сделали в начале нашей беседы, дорогой Олоне. Я не стану докучать вам досужей болтовней и никчемными подробностями, а открою сразу то, что вам важно знать.
Флибустьер почтительно поклонился.
Герцог снова наполнил свой бокал и, опять же осушив его, продолжал:
– Один человек, – глухо и едва слышно проговорил он, – посмел в свое время, когда госпожа де Ла Торре была еще совсем юной, обратить на нее свой взор. Человек тот принадлежал к аристократической фамилии, но при всем том, однако, был он распутен до крайности и погряз в долгах, за что снискал себе весьма дурную репутацию. Ухаживания его не поощрялись, но особенно не нравились они брату девушки. И вот однажды он объяснился с принцем, поскольку тот дворянин носил титул принца… потом они снова встретились, но уже при весьма таинственных обстоятельствах, так и оставшихся невыясненными, после чего оба точно в воду канули. И все сочли их мертвыми.
Тишина окутала эту темную историю. Мадемуазель Санцию де Манфреди-Лабом – так звали девушку, которая потом стала моею женой, – призвали ко двору, к королеве-матери, чьей крестницей она была. Безупречное поведение девушки, оказавшейся белой вороной при дворе, никак не соответствовало царившим там фривольным и даже распущенным нравам, что выгодно отличало ее от остального окружения королевы, и потому многие добивались руки новоявленной фрейлины. Я полюбил ее самозабвенно, она тоже удостоила меня своим вниманием, выделив среди моих соперников и приняв мои ухаживания; она же представила меня королеве-матери, у которой я попросил ее руки. Но, перед тем как выйти за меня, мадемуазель де Манфреди-Лабом испросила дозволения переговорить со мной в присутствии своей августейшей крестной и придворного медика, доктора Гено, поскольку от этого, сказала она, зависит наш союз. И вот эта юная девушка, такая чистая, такая непорочная, заливаясь краской, открылась мне, поведав, какая горькая участь постигла ее, невинную, несколько лет назад. И это чистосердечное, благородное признание только укрепило мою любовь к ней. Я взял ее в жены и с тех пор, Бог свидетель, каждый день не устаю благословлять наш союз, сделавший меня самым счастливым человеком на свете. Как я уже говорил, граф де Манфреди-Лабом, брат герцогини, и принц, чье имя я не стану называть, бесследно исчезли, и все посчитали их мертвыми. Однако ж по крайней мере один из них остался жив – это принц. И вы встречали его на Санто-Доминго, он выдавал себя за Берегового брата и скрывался под прозвищем Онцилла.
– Как! – вскричал Олоне. – Неужели тот самый подлый лазутчик, продавшийся испанцам, тот гнусный изменник?
– Он самый, друг мой. И доказательство тому – бумаги, которые вы доставили. Этот человек по непонятным мне причинам возненавидел меня лютой ненавистью, и утолить ее могут только погибель всей моей семьи, вместе со мной. Высокое звание, коим облек меня мой государь, распалили зависть у врагов моей семьи. И Онцилла принадлежит к их числу. Человек этот – сущий дьявол в человеческом облике, и, судя по всему, он очень силен. Против меня плетется тайный заговор даже здесь, в Веракрусе, и генерал-губернатор тоже причастен к нему. Что же замышляют против меня враги? Сие мне неведомо. Но благодаря Богу и вам, друг мой, я теперь начеку и с вашей помощью расстрою их козни. Онцилла должен быть в Веракрусе. Он, словно неуловимый Протей
[64], способен принимать любое обличье, любой вид, его-то прежде всего мне и нужно остерегаться. Дрейф обещает в случае моего согласия и с вашей помощью вывезти меня отсюда вместе с семьей и спокойно переправить нас туда, куда я укажу.
– Действительно, господин герцог, Дрейф говорил мне о таком плане, хотя в подробности, по правде, не вдавался. Мы договорились: если в Веракрусе для вас будет слишком опасно, впрочем, не столько для вас, сколько для госпожи герцогини с дочерью, мы переправим вас в то место, куда вам будет угодно. И это не составит для нас никакого труда, верно вам говорю, невзирая на полчища испанских солдат вместе с генерал-губернаторами, попробуй они нам помешать.
– Благодарю, друг мой, но я не могу принять подобное предложение. Бежать – значит смалодушничать, а я не хочу, чтобы меня потом обвиняли в трусости. Я не желаю ни под каким предлогом отрекаться от своей должности, что бы там ни случилось, останься я здесь. Впрочем, я уже отписал королю, испросив у него дозволения переехать либо в Пуэблу, либо в Орисабу. И со дня на день жду его августейшего ответа. Если он будет благоприятен, я удалюсь туда, где климат помягче, к тому же там, надеюсь, мне будет легче защищаться от нападок врагов.
Олоне покачал головой:
– Не думаю, господин герцог. Напротив, я считаю, вам в любом случае лучше оставаться в Веракрусе. Единственные ваши друзья, на которых вы можете положиться, – Береговые братья, потому что вас со всех сторон окружают враги. Как только вы переберетесь в глубь страны, убийце с кинжалом будет проще свести с вами счеты. И кто знает, может, как раз по дороге от вас и решат избавиться?
– Да, ваши слова – истинная правда. Но что же делать?
– Что делать? Оставаться в Веракрусе и быть во всеоружии. Море наш друг. Флибустьеры – братья. В случае чего нам может понадобиться их помощь. И слава богу, коли потребуется, мы захватим Веракрус: нам и не такие города покорялись.
– О, друг мой, это уж чересчур!
– Я был не прав, – согласился Олоне, – раз вы не хотите бежать, стало быть, ваше место и правда здесь и вам негоже его покидать.
Последовала долгая пауза.
– Дело это чрезвычайно серьезное, – наконец продолжал герцог, – и, не обдумав все как следует, я не могу принять какое бы то ни было решение.
