– Монсеньор, – с почтительным поклоном доложил слуга, – сеньор капитан дон Луис де Пеньяранда просит вашу светлость принять его. Он говорит, что располагает какими-то важными сведениями. Кроме того, у него имеется поручение к вашей светлости от губернатора.
– Пригласите сеньора капитана, – велел герцог.
Новоприбывший посетитель незамедлительно вошел.
То был высокий, ладный мужчина с правильными, благородными чертами, молодцеватой наружности, которую особенно подчеркивал его сверкающий, сплошь расшитый золотом мундир. Между тем в выражении лица офицера сквозило что-то настолько холодно-насмешливое, что заставило герцога невольно содрогнуться от странного предчувствия беды, будто нагрянувшей в его дом вместе с этим человеком. Однако он учтиво поклонился в ответ на приветствие офицера, жестом руки предложил ему сесть. И отпустил слугу.
– Если мне верно доложили, кабальеро, – промолвил герцог, – у вас есть ко мне поручение от губернатора Веракруса?
– Да, монсеньор, – ответствовал капитан.
– Каково бы ни было это поручение, кабальеро, – продолжал герцог, – хочу предупредить вас заранее, что я готов действовать сообразно с ним. А стало быть, прошу вас соблаговолить разъяснить мне суть дела.
– Монсеньор, – с поклоном отвечал капитан, – положение, в котором я нахожусь, оказавшись лицом к лицу с вашей светлостью, довольно щекотливое. И я рассчитываю на ваше понимание, ибо только оно и позволит мне должным образом исполнить означенное поручение.
– Капитан, я всегда был верным слугой короля, моего повелителя, и всегда поступал согласно законам моей родины. А порой исполнять их было моим святым долгом. Так что я постараюсь, чтобы вы с честью вышли из вашего, как вы говорите, щекотливого положения и должным образом исполнили поручение, которое привело вас ко мне.
– Благодарю, монсеньор. И с вашего позволения перейду к сути дела.
– Я не только позволяю, капитан, но и прошу вас об этом.
Они стояли друг против друга, точно два дуэлянта на площадке, пытающихся нащупать слабое место противника, прежде чем сойтись в настоящем поединке. А их предварительный обмен избитыми любезностями был в некотором роде не чем иным, как подготовкой. И тот и другой держались настороже, но, невзирая на весь его артистизм и проницательность, капитану так и не удалось ничего прочесть на холодном, бесстрастном лице герцога. И офицер понял: каким бы искусным он ни был, перед ним достойный противник, который способен с легкостью раскусить любые его дипломатические хитрости и уловки. Поэтому он решил перейти прямо к делу.
– Монсеньор, – начал он, – вот уже несколько дней, я бы даже сказал, с тех пор, как вы прибыли в Веракрус, по городу ходят весьма прискорбные слухи, вызывающие досадное оживление…
Капитан замялся, будто ожидая, что дальше разговор продолжит герцог, но тот сидел не шелохнувшись, в позе очень внимательного слушателя.
Капитан нахмурился и после недолгого молчания продолжал, оттеняя каждое слово, будто для того, чтобы подчеркнуть его значение:
– Монсеньор, эти слухи, которые, вероятно, дошли и до вас, вселяют беспокойство в жизнь горожан.
– Должен заметить, сеньор, что, как человек посторонний и будучи в Веракрусе проездом, я веду жизнь затворника, лишенного каких бы то ни было связей, и потому не имею ни малейшего понятия, что это за слухи и какое они имеют значение. Кроме того, добавлю, мне не совсем ясно, какое, собственно, я могу иметь к ним отношение.
– Монсеньор, ответить на вопрос, который вы задали, оказав тем самым мне честь, не составляет для меня никакого труда, тем паче что эти слухи возникли как раз в связи с прибытием вашей светлости в Веракрус. И если я все никак не решался передать их вам, монсеньор, то лишь потому, что они настолько неприятны, что я не нахожу слов, чтобы смягчить заключенную в них крамолу, которая может показаться вашей светлости оскорбительной.
– Довольно, сеньор! – отрезал герцог. – Вы сказали слишком много или слишком мало. Должен заметить, что ваша затянувшаяся нерешительность уже сама по себе кажется мне оскорбительной.
– У меня и в мыслях не было ничего подобного, монсеньор. Прошу извинить меня, если я невольно употребил выражение, показавшееся вам оскорбительным.
– Сейчас, сударь, оскорбить меня может только одно – ваша неуверенность, равнозначная нежеланию сообщить мне, о чем речь. Итак, я просил бы вас перейти наконец к сути дела.
– Будь по-вашему, монсеньор. Говорят, будто ваша светлость, пренебрегая высоким положением, до которого вас возвысил его величество король, заключили с ладронами на острове Санто-Доминго наступательно-оборонительный союз, с тем чтобы, заручившись их поддержкой, свергнуть испанское правление в Вест-Индии и провозгласить королем себя, объявив о своей независимости от испанской короны.
– Это все? – презрительно пожав плечами, вопросил герцог.
– Нет, монсеньор. Есть еще кое-что. Говорят, будто сейчас ладроны вовсю готовятся к высадке в Веракрусе, где по предварительному сговору с вами они должны встретиться с вашей светлостью.
– А больше ничего не говорят?
– Ничего, монсеньор. И теперь я жду вашего ответа, если вы соблаговолите его мне дать.
– Сеньор капитан, – ответствовал герцог с холодным пренебрежением, – на подобное обвинение нет надобности отвечать: оно абсурдно и лишено здравого смысла. Отвечать на него – значит оправдываться, признав себя виновным, чего я не допускаю и не допущу никогда. Поскольку я принадлежу к одному из самых знатных и древних родов испанской монархии и поскольку я испанский гранд первого разряда – caballero cubierto
[87], а также рыцарь ордена Золотого руна, с моей стороны было бы высшей неблагодарностью и, скажем прямо, несусветной глупостью потакать безрассудным домыслам моих недоброжелателей! Полноте, это невозможно, и я даже представить себе не могу, что вы говорили серьезно.
– Монсеньор, я искренне сожалею, что ваша светлость встали на путь, который может оказаться для вас в высшей степени предосудительным. Все эти слухи имеют далеко не самое последнее значение. Кроме того, они основаны на доказательствах.
– На доказательствах? – высокомерно бросил герцог.
– Увы, да, монсеньор, и доказательства эти тем более неопровержимы, что исходят они от вас.
– Надо же, сеньор, а это уже требует разъяснений. Я не могу спокойно сносить подобные унижения. Итак, сеньор, предъявите ваши доказательства.
– К сожалению, монсеньор, вопрос этот довольно серьезный и обсуждать его не вправе ни вы, ни я. Это дело будет рассмотрено советом Кастилии. Перед ним вы сможете протестовать и защищаться. А я всего-навсего простой офицер, мне поручено только донести до вашего сведения приказ.
– Ну конечно, сеньор, и что же это за приказ?
