Граф, как можно предположить из вышесказанного, был итальянцем по крови и принадлежал к тому светловолосому типу своей расы, прекрасной и ценимой по эту сторону Альп, которую Рафаэль, почитавший ее едва ли не за божественную, воплощал в образах своих белокурых мадонн. Казалось, граф обладал невероятной силой: роста он был чуть выше среднего, коренаст и плотно сложен. Пройдя в комнату, он машинально швырнул зюйдвестку в кресло, обнажив голову, обрамленную пышными вьющимися рыжеватыми волосами до плеч, сливавшимися с такой же светло-рыжей бородой. В его больших серых глазах отражались ум и проницательность, а взгляд был прямой и чистый. Открытый лоб, нос с легкой горбинкой, чувственные губы, скрывавшие ослепительно-белые зубы, – все это придавало бы графу еще больше привлекательности, если б не резкость и холодная решимость, делавшие его лицо мрачным и излишне суровым. Хотя от дождя, солнца, стужи и зноя кожа его изрядно огрубела и лоб прорезали преждевременные морщины, а лицо обрело почти что кирпичный оттенок, можно было догадаться, что графу не больше двадцати семи – двадцати восьми лет. Он обладал особой, свойственной морякам крепкой статью: у него были слегка согбенные, необычайно широкие плечи, длинные руки, бугрившиеся узлами мышц, твердых, как канаты, и широкие кисти.
Подобно всем заправским морякам, ходил он вразвалку, чуть склонив голову на грудь, как будто под ним была не твердь земная, а вечно качающаяся корабельная палуба.
– Я слышал весь ваш разговор, – молвил он бесстрастным голосом. – Вот уже два часа кряду сижу я здесь в засаде, за этим гобеленом, точно тигр, подстерегающий добычу. И сказать по чести, ничего нового для себя я не узнал, о чем предупреждаю вас, дабы скорее перейти к делу и не тратить время на пустую болтовню. Ведь вы не меньше моего заинтересованы в том, чтобы быстрее со всем этим покончить, не так ли, господин де Монлор?
– Правда ваша, сударь, я хочу этого больше всего на свете, – холодно ответствовал принц.
– Не волнуйтесь, мы живо перейдем к делу. А чтобы у вас не сложилось превратного мнения о моих теперешних действиях, я должен предупредить вас еще кое о чем. Ваш брат, досточтимый аббат де Сен-Мор-ле-Пари, маркиз де Ларош-Талье, имел со мной несколько резкую беседу, и после оной я пронзил его своей шпагой.
– Сударь! – вскричал принц.
– Да не тревожьтесь вы за него, – продолжал граф с хладнокровием, казавшимся сейчас тем более угрожающим, что он сдерживал в себе кипучую ярость. – Через несколько мгновений это станет заботой доктора. Я искренне желаю, чтобы он выходил его, хотя и опасаюсь обратного.
– Господин граф, – гневно прервал его молодой принц, – прошу, перестаньте насмехаться, являя нам пример дурного тона. Я готов принять вашу игру.
– Терпение, мой благородный друг, не бойтесь, еще успеется! – продолжал граф, ничуть не утратив присутствия духа. – Но прежде нам стоит оговорить правила, а мне остается лишь предупредить вас о том, что вам нечего рассчитывать на своих людей: они все мои пленники, да и люгер ваш у меня в руках.
– Как я погляжу, – сказал молодой принц с презрительной усмешкой, – вы промышляете разбоем и у берегов Франции. Рад был это узнать!
– Каждый делает, что может, сударь. Что же до ваших угроз, не вам осуждать ремесло, более или менее доходное, коим я занимаюсь. А посему я нисколько не тревожусь на сей счет. Дверь же в комнату я запер по старой привычке к осторожности. Ну а сказав вам то, что сказал, и сделав то, что сделал, я попросту хотел убедить вас, чтобы вы взяли в толк: мы здесь одни, лицом к лицу, вооруженные лишь обоюдной неприязнью и без всякой надежды на помощь откуда бы то ни было. Так что давайте-ка, господин принц де Монлор, с вашего позволенья, поболтаем, как старые друзья, коими мы и остаемся. – Последние слова граф отчеканил с устрашающей четкостью. – И я жду, что у вас есть что мне сказать, – прибавил он.
– Буду краток, господин граф, – отвечал молодой принц с пренебрежительным высокомерием. – Как вы сами сказали, всякие объяснения между нами – дело пустое. Вам угодно получить удовлетворение, да будет так! Я готов его дать вам в самой полной и убедительной мере, как вы того желаете.
– Золотые слова, сударь, жаль только, что чаще всего они расходятся у вас с делами! Не знаю почему, но в глубине души мне кажется, что, скажи я вам, чего от вас хочу, вы дадите мне от ворот поворот.
– Не сомневайтесь, сударь, повторяю, я готов дать вам удовлетворение, о чем бы вы ни просили, кроме, пожалуй, одной вещи.
– А! – заметил граф со зловещей усмешкой. – Вот уже имеем и одно исключение!
– Да, сударь, одно-единственное. Касательно всего, что составляет мою собственность и принадлежит мне, ваше право, требуйте чего угодно.
– Рад слышать! – с горечью проговорил граф.
– Но, – продолжал молодой принц, – есть благо, которого я не смею касаться никоим образом, поскольку принадлежит оно не только мне, но и всей моей семье, и его передали мне по длинной линии предков чистым и незапятнанным. Благо это – мое имя, и я не вправе ни опорочить его, ни обесчестить, поскольку мне в свою очередь надлежит передать его тем, кто будет после меня, таким, каким оно досталось мне.
– Ах, ну конечно! – судорожно воскликнул граф. – Честь вашего имени! А честь моего имени, стало быть, для вас пустой звук? Но разве мой род не такой же благородный и древний, как ваш? И вы еще могли вообразить себе, пусть даже на миг, что бесчестье, которое вам так трудно снести, вам, изменнику и трусу, лично я мог бы легко пережить, я, которого вы столь хладнокровно обесчестили! О, какая дерзость, милостивый государь!
– Так что же вам угодно, сударь?
– Что мне угодно?! – вскричал граф дрожащим голосом. – Сейчас узнаете, господин принц де Монлор. А угодно мне предать вас позору, каким вы посмели покрыть мое имя, которым я дорожу побольше, нежели вы своим, ибо я всегда нес его высоко перед всеми! Мне угодно поставить вам неизгладимое клеймо, благодаря которому вас везде и всюду узнают с первого же взгляда и поймут, кто вы есть на самом деле, – предатель, трус и похититель чести!
– Сударь! – воскликнул молодой принц, бледный от гнева. – Подобные выпады не могут остаться безнаказанными!
– Нет, конечно, – продолжал граф, усмехаясь. – И уж в этом положитесь на меня. По крови я итальянец. А там, за горами, говорят, что месть подают холодной, и небольшими порциями. Так поступлю и я, клянусь жизнью! Даю благородное слово, а я, как вам известно, слов на ветер не бросаю. Так что хорошенько подумайте, сударь, прежде чем отвергнуть предложение, которое я намерен вам сделать!
Слова эти были произнесены с такой горячностью, а лицо графа исказилось такой яростью, что, невзирая на всю свою отвагу, молодой принц почувствовал, как сердце у него болезненно сжалось, а на бледном лбу выступил холодный пот. Ему стало страшно.
Однако ж он подавил в себе это чувство, охватившее все его существо. И с бесстрастным лицом и спокойным же голосом ответил:
– Довольно угроз, сударь! Я не дитя и не робкая дамочка, которую можно испугать словами. Объяснитесь же, наконец! Что вам от меня нужно?
