Внезапно откуда-то громыхнули выстрелы – и четверо или пятеро испанцев рухнули наземь.
– Так! – с усмешкой заметил Дрейф. – Похоже, без дьявола тут не обошлось. Этих кретинов занесло прямиком в букан Польтэ. Скоро они будут в наших руках.
Между тем перестрелка завязалась нешуточная: испанцы и незримые их враги палили друг в друга не переставая.
Дрейф с товарищами подходили все ближе. И вскоре флибустьеры оказались на расстоянии не более чем ружейного выстрела от беглецов.
– Пора выручать Польтэ, ребята, – сказал Дрейф. – Но прежде хорошенько выслушайте, что я скажу. Видите вон тех двоих? Ради них-то я и устроил всю эту беготню. Так что глаз не спускайте с обоих. Не хотелось бы пожалеть, что бежал за ними так, что аж дух вон, и все зря. Они мне нужны, я хочу заполучить их во что бы то ни стало, живыми или мертвыми. Только дайте их мне. Надеюсь, все ясно и понятно?
– Да, да, – в один голос, хотя и сдержанно, отвечали флибустьеры.
– Ну что ж, ребята, тогда – огонь! В упор – пли!..
Результат залпа оказался для испанцев буквально сногсшибательным. Бедолаги отбивались со всей отчаянной неистовостью, силясь увернуться от пуль Польтэ. Но, нежданно атакованные с тыла, они поняли, что пропали. Отказавшись от попытки дальнейшего, безуспешного, сопротивления, они побросали ружья и, упав на колени, стали молить своих врагов о пощаде.
И только двое не последовали примеру остальных.
Этих-то двоих Дрейф и хотел заполучить любой ценой.
Разрядив свои ружья в флибустьеров, они наскоро обмолвились вполголоса двумя-тремя словами и, разделившись, опрометью бросились в кустарниковые заросли – в разные стороны.
Дрейф, оставив Польтэ, уже больше не нуждавшегося в его помощи, разбил свой отряд на две группы – и они пустились вдогонку за беглецами.
На сей раз это было уже не преследование, а настоящая охота на людей – охота неумолимая, безжалостная, беспощадная: в итоге беглецы неминуемо должны были попасть в руки охотников, живые или мертвые, если только им на помощь не пришло бы чудо.
Беглец, за которым гнался Дрейф, уносил ноги с поистине невероятной скоростью; к тому же он необычайно ловко пользовался малейшим бугорком, камнем или кустом, попадавшимися у него на пути, чтобы перезарядить ружье и выстрелить почти наугад в мчавшихся за ним вслед флибустьеров.
Несмотря ни на что, было что-то величественное, возвышенно благородное в отступлении беглеца: он не поддавался отчаянию, оказавшись в безвыходном положении, а продолжал отбиваться в одиночку, отстреливаясь чуть ли не на каждом шагу и даже не помышляя о том, чтобы сдаться.
Беглец уже ранил более или менее серьезно троих или четверых флибустьеров и быстро приближался к берегу Артибониты. Случись ему благополучно переправиться через речку, он был бы почти наверняка спасен: если бы силы ему не изменили, он мог бы запросто добраться до гряды холмов и там затаиться в каком-нибудь укромном месте.
Но Дрейф, на беду беглеца, разгадал его замысел и потому берег заряды, предоставляя товарищам стрелять вслед беглецу и ожидая с таким терпением, на какое способна только ненависть, удобного случая положить конец этой безумной борьбе – одного против пятнадцати.
В тот миг, когда испанец выбежал к воде, он обернулся в последний раз, приставил ружье к плечу и выстрелил в ближайшего к нему флибустьера.
В то же самое мгновение вскинулось и ружье Дрейфа – грянул выстрел, и испанец упал на песок. Не прошло и пяти минут, как флибустьеры уже склонились над ним; они связали его по рукам и ногам, благо он не сопротивлялся, потому как был без сознания.
Дрейф неспешно направился к этому человеку, в котором, как ему показалось, он признал врага. Подойдя к нему, он остановился, опустил «гелен» прикладом на землю и, опершись на дуло, со странным выражением воззрился на бледного, безмолвного человека, распростертого у его ног. Лицо у флибустьера сделалось землистым; брови нахмурились, соединившись на переносице, и, печально покачав головой, он молвил надтреснутым голосом:
– Я не ошибся, это он! Хотя двадцать шесть лет минуло с того рокового дня, как мы виделись последний раз, я не смог бы его не узнать: это точно он!
Прошло несколько минут, в течение которых флибустьер, в чьей голове пробудился целый сонм воспоминаний, казалось, напрочь забыл о том, где он и с кем.
Наконец он тяжело поднял голову, поднес руку ко лбу, словно для того, чтобы прогнать мучительные воспоминания, и обратился к своим товарищам.
– Братья, – сказал он, – оставьте меня наедине с этим человеком. А сами возвращайтесь в букан Польтэ, я вас скоро нагоню.
– Но?.. – хотел было возразить Данник.
Дрейф метнул в него взгляд, полыхнувший как молния.
– Я же сказал, что хочу остаться один! – угрожающим тоном повторил он.
Флибустьеры послушались и покорно отошли подальше.
Только Данник, памятуя о дружеском расположении к нему со стороны хозяина, решился сказать слово:
– А ежели поймаем другого, с ним-то что делать?
Дрейф вздрогнул, но мигом овладел собой.
– Ты прав, – сказал он. – Сумеете его схватить – ведите прямо сюда. Я здесь пробуду еще час. А теперь иди и больше не докучай.
На сей раз Данник не заставил просить себя дважды.
Дрейф следил взглядом за товарищами, пока те не скрылись под кронами деревьев; засим он склонился над телом раненого и несколько секунд осматривал его рану. Старый флибустьер не собирался убивать своего врага, он хотел лишь остановить его, что ему в конце концов удалось, поэтому и рана у него была неопасная. Пуля прочертила длинную полосу, скользнув вдоль ребер, и в тело не проникла, но сила удара была такова, что сбила беглеца с ног, а сознание он потерял от болевого шока.
Дрейф омыл ему рану, сдвинул края разорванной кожи; потом, по примеру карибов, смочил водой пригоршню земли, смял ее в лепешку и, приложив ее к ране, крепко прижал; после этого он обрызгал лицо раненого водой.
Этих нескольких капель хватило вполне, чтобы тот очнулся.
Лицо его слегка тронула краска, он глубоко вздохнул и открыл глаза.
В первое мгновение раненый без всякого выражения в глазах огляделся кругом, но скоро мысли его пришли в порядок – к нему вернулась память; наконец его исполненный лютой ненависти, пылающий взгляд остановился на лице Дрейфа – флибустьер уже успел занять свое первоначальное положение и глядел на поверженного врага со смешанным чувством жалости и гнева.
– Почему ты не убил меня? – проговорил раненый, силясь сесть, но тщетно: мешали путы.
– А ты здесь какими судьбами? – в свою очередь спросил Дрейф.
– Если мы и дальше будем продолжать в том же духе, то вряд ли поймем друг друга, – с горькой усмешкой ответил раненый.
