– Ладно, согласен. Я дам тебе свободу.
– Что, – усмехнулся Онцилла, – и ничего не попросишь взамен?
– А чего мне просить? Теперь, когда я вывел тебя на чистую воду, бедный мой Гастон, ты для меня больше не опасен: хоть на воле, хоть в плену, ты все едино от меня никуда не денешься. И еще: у меня тоже есть тайна, и касается она тебя лично. Ее знаю только я. Человек, открывший мне эту тайну, даже не знает, как она важна. К тому же от нее зависит твое счастье, если, конечно, понятие счастья еще у тебя в чести. Иди же своей дорогой, Гастон, как я иду своей, но послушай совет, последний: у меня есть против тебя грозное оружие, тем более что оно морального свойства. Одним словом, с его помощью я могу в два счета сломить твой дух, которым ты так бравируешь, и ввергнуть тебя в самое безнадежное отчаяние. Уж поверь мне на слово и впредь держи ухо востро. Главное – не приведи бог тебе встретиться со мной снова или ополчиться против кого-то, кто мне небезразличен. Ты слишком хитер, чтобы не понимать: все, что я тебе сказал, истинная правда, так что повторять больше не стану. Потом, у меня есть твое слово.
Вслед за тем Дрейф опустился на колени, освободил раненого от пут и помог ему сесть, прислонив спиной к дереву.
Тут из лесу послышался громкий шум.
Дрейф обернулся и увидел Данника с товарищами. Они шли быстрым шагом и вели Кеклика, подталкивая его прикладами в спину, дабы он не мешкал.
– А вот и другая птичка, – сообщил Данник. – Вот так прохвост, заставил нас побегать! Но мы все равно его изловили. И делайте с ним все, что вашей душе угодно.
– Спасибо, – сказал Дрейф. – Я узнал у его дружка все, что хотел, и теперь эти двое свободны. Верните им ружья, и пошли!
Заслышав такие слова, Кеклик ошарашенно огляделся, совершенно не понимая, что происходит.
Он посмотрел на брата – тот только улыбался.
– У меня есть ваше слово, господа, – продолжал Дрейф, – и в течение суток вы должны убраться с острова.
– Через сутки нас здесь не будет, – обещал Онцилла.
– Тогда прощайте. И берегитесь!
Он повернулся к своим товарищам.
– Нам здесь больше нечего делать, ребятки, – сказал он. – В путь!
Через час Дрейф добрался до букана Польтэ, и хозяин встретил его с распростертыми руками.
Глава XVI
В которой Дрейф, прогуливаясь при луне, узнает кое-что весьма интересное
Первой заботой Дрейфа по прибытии в букан Польтэ было отрядить Данника с Оливье Эксмелином на разведку в то место, где произошло нападение на их отряд, и поточнее разузнать, что случилось потом – когда Дрейф так внезапно расстался со своими спутниками, пустившись вдогонку за Онциллой и Кекликом. А кроме того, сообщить Олоне, где сейчас находится его друг, не раскрывая, однако, чем закончилась погоня.
Когда разведчики ушли, Береговые братья поставили палатки, забрались внутрь и тут же забылись сном.
Было часа три пополудни, когда Польтэ, строго покарав беглецов, нежданно вторгшихся к нему в букан, снова отправился на охоту с той беспечностью, благодаря которой его ничто не могло пронять, ибо она составляла самую суть его натуры.
Мы не станем описывать портрет Польтэ: те из читателей, кто успел ознакомиться с предыдущими нашими романами о флибустьерах, наверняка крепко запомнили этого чудака. И вряд ли нуждаются в повторном знакомстве с ним.
Когда Дрейф добрался до букана Польтэ, тот пребывал там один вместе со своими работниками, на которых были возложены обязанности по кухне, самой что ни на есть скромной и незатейливой. На двух рогатинах по обе стороны от печки на раскаленных углях покоился вертел – на него был насажен не полностью освежеванный, только выпотрошенный кабан с попарно связанными лапами. Туша его, без внутренностей, была нашпигована всевозможными специями и пряностями. Со звериной туши стекал в поддон под вертелом оплавленный жир, который потом обильно заправляли лимонным соком, стручковым перцем и красным, известным в наши дни как кайеннский. Этот так называемый пикантный соус, изобретенный флибустьерами, и впрямь был довольно острый и пользовался у них большой славой.
Ямс, запеченный в углях, служил вместо хлеба и одновременно был гарниром к столь незамысловатому блюду.
Заметив Дрейфа, Польтэ вышел навстречу другу, пожал ему руку и протянул флягу с доброй водкой, после чего без лишних слов вернулся к своим занятиям.
Никакая другая встреча не могла быть столь сердечной и не столь напыщенной, чем эта, и Дрейф это понимал. Он сел у подножия огромного хлопчатника, изрядно хлебнул из фляги, раскурил трубку и стал с любопытством наблюдать за Польтэ.
Тот занимался колованием шкуры. Занятие это, на самом деле очень простое, заключалось в нижеследующем.
После того как буканьер убивал, к примеру, буйвола, первым делом он снимал с него шкуру, скатывал ее и на время подвешивал к нижним ветвям ближайшего дерева, потом охотился дальше. Забив таким образом с десяток или дюжину животных, а буканьеры, заметим, охотились только с ружьями, он раскладывал шкуры, взваливал их себе на плечи, порой по три-четыре штуки зараз, и шел со своей и впрямь непосильной ношей домой, преодолевая порой по два-три лье.
По возвращении в букан он приступал к процессу колования, а именно: раскладывал шкуры на земле шерстью вниз, растягивая их втугую на остро заточенных кольях, которые вбивал в землю на пять-шесть дюймов; после этого он посыпал шкуры порохом и вручную растирал каждую пемзой в течение часа, потом сметал порох и посыпал шкуру каменной солью. Отколованная таким образом шкура оставлялась в натянутом положении еще на сутки. После этого она становилась достаточно выдубленной и вполне готовой к продаже.
Этим-то как раз и занимался Польтэ до того, как к нему пожаловал Дрейф.
Скоро подоспели и работники; их было четверо, и каждый нес на своих плечах по три шкуры – значит, охота удалась. Впрочем, об их возвращении в букан стало известно еще до того, как они объявились сами: первой примчалась дюжина голодных, остервенело лающих псов.
Букан охватило необычайное оживление; каждый был занят своим делом и предавался ему с радостью и удовольствием.
Польтэ по-доброму обходился со своими работниками: работой их не загружал, напрасно не обижал, а главное – не колеблясь делил с ними все тяготы их трудов. И они платили ему взаимностью и были готовы убить за него всякого, притом не задумываясь.
Около пяти часов вечера, когда кок, приготовив добрую подливу и слив ее в калебас, возгласил, что кабан прожарился до хрустящей корочки и что пора бы уже к столу, объявился Данник со своими товарищами.
Они встретили отряд охотников в одном лье от букана: тот возвращался обратно в город. Дамы были так напуганы, что им не доставало ни сил, ни духу продолжать прогулку, прерванную столь трагическим образом.
