– Итак, о чем спор? – осведомился Дрейф.
Монбар в двух словах изложил ему суть дела.
– Ага! – продолжал Дрейф. – Стало быть, эти господа отказываются?
– Да, вот мы и собираемся их вздернуть.
– Что ж, правильно.
Знатные испанцы было почувствовали, как в их сердцах возродилась надежда, когда пришел старый флибустьер, за которым закрепилась репутация человека милостивого; и тут, заслышав его бесстрастный ответ, они снова затрепетали от страха.
У них из рук выскользнула последняя спасительная соломинка.
– Значит, вздернем сеньоров! – в порыве радости воскликнул Монтобан.
– Минуту, – сказал Дрейф, – не горит! Сперва потолкуем.
И он повернулся к полуживым испанцам.
– Ну так что? – продолжал он. – Неужто вам всем не под силу собрать какие-то жалкие пятьдесят тысяч пиастров ради спасения своей жизни и избавления вашего городишки от полного разгрома? Клянусь честью, кабальеро, вы, верно, чего-то недопоняли или, может, вообразили, будто мы не держим слова по части угроз.
– Мы знаем, сеньор, вы люди безжалостные, – ответствовал дон Антонио Коронель, – но нам и правда не под силу собрать требуемую вами сумму.
– Неужели это правда? – удивился Дрейф.
– Клянусь честью, сеньор.
– О-о, дело и впрямь принимает серьезный оборот. А ежели вместо пятидесяти тысяч мы удовлетворимся сорока?
– Что пятьдесят тысяч, что сорок, сеньор, дело это для нас непосильное.
– Ах, черт подери, как же вы меня огорчили! И все же надеюсь, вы пораскинете мозгами – даю вам пять минут.
– Слышали? – напомнил Монтобан.
– Мы уже и так обо всем подумали, сеньор, – холодно отвечал губернатор.
– Правда? Что ж, тем хуже для вас, сеньор. Данник, дружок, поди-ка сюда! – бросил Дрейф, обращаясь к своему работнику, стоявшему в паре шагов от двери. – У тебя заряжен пистолет, малыш?
– Да, капитан.
– Чудесно. Тогда подойди ближе и окажи мне милость – прострели башку вон тому сеньору, рядом с капитаном доном Антонио.
Данник вышел вперед и хладнокровно исполнил приказ командира.
– Такова печальная необходимость, дорогой капитан, – простодушно сказал Дрейф, обращаясь к губернатору, потрясенному подобным самосудом. – Однако признайте, этот кабальеро не страдал. А теперь, с вашего позволения, давайте продолжим разговор с того места, где мы остановились.
– Но, сеньор, у нас нет никакой возможности, я протестую…
– О, так вы упорствуете? Что ж, ваше дело. Данник, займись-ка вон тем кабальеро – сделай с ним то же, что и с первым.
Громыхнул еще один выстрел – новая жертва рухнула на пол.
Флибустьеры хохотали до упаду: задумка Дрейфа им явно пришлась по вкусу. Простота и беспечность, с какими их предводитель обходился с пленными, вызывала у них бурную радость. Безусловно, они были бы совсем не прочь увидеть продолжение расправы за востребованную цену в сорок тысяч пиастров.
Впрочем, представители знати Сан-Хуан-де-ла-Магваны нисколько не разделяли их мнения. Форма разговора, принятая Дрейфом, очевидно, пришлась им не по душе. Уверившись, что флибустьеры не преминут их прикончить, всех до единого, они не на шутку встревожились и принялись горячо шептаться меж собой.
– Итак, сеньоры, – как ни в чем не бывало продолжал Дрейф, – вы, стало быть, не можете, а вернее, не желаете выплачивать сорок тысяч пиастров, назначенные в счет выкупа за ваш город, не правда ли? Или я ошибаюсь, сеньор?
– Простите, сеньор капитан, – спохватился дон Антонио Коронель, все хорошенько обдумав. – Ценой неимоверных усилий досточтимые граждане все же решились угодить вам.
– О, я знал, что этим все кончится.
– Только поймите, сеньор капитан, сорок тысяч пиастров не могут возникнуть в мгновение ока. Нужно время и…
– Прекрасно понимаю вас, дорогой капитан, мы же не варвары какие-нибудь и готовы предоставить вам столько времени, сколько понадобится.
– О, спасибо, сеньор капитан.
– Да-да, – отвечал Дрейф, – у вас есть полчаса.
– Но, сеньор капитан!.. – воскликнул подавленный губернатор.
– Ах, прошу вас, никаких возражений. Этого времени вполне достаточно, чтобы собрать сумму в два, а то и в три раза больше оговоренной! Не вынуждайте меня самому прибегнуть к поискам. Возможно, это станет вам много дороже, чем вы думаете. Словом, договорились – сорок тысяч пиастров через полчаса. За деньгами отправляются вот эти два кабальеро, – прибавил он, указав на парочку досточтимых горожан. – И хорошенько запомните, ежели ровно через полчаса они не вернутся с оговоренной суммой, спустя полчаса и одну минуту расправа будет продолжена, и на сей раз останавливать ее я не собираюсь. Вы слышали? А теперь ступайте.
Двое досточтимых испанцев ретировались в полной растерянности, оставив в зале своих товарищей, едва живых от ужаса. Не прошло, однако, и четверти часа, как в аюнтамьенто ввалились пеоны с тяжелыми мешками, набитыми пиастрами, а следом за ними под охраной вошли двое почтенных испанцев. Сорок тысяч пересчитали пиастр к пиастру; Дрейф был человек методичный – он широким жестом выписал расписку в получении означенной суммы, хотя испанцы совсем не оценили его порядочность: деньги были для них куда дороже.
Кто бы там что ни говорил по поводу скорого способа, каким Дрейф добился своего, правда в том, что в подобных обстоятельствах, когда флибустьеры ожесточились до крайности, он, учинив короткую расправу над двумя знатными испанцами, избавил от смерти других: флибустьеры не преминули бы их повесить, – так что, прикинувшись жестокосердным, он на поверку проявил своего рода благородство, если не милосердие.
Уладив дело с выкупом, к всеобщей радости флибустьеров, все высыпали на площадь – там лежали груды всевозможных ценностей, похищенных из домов горожан: индиго, кошениль, всякие украшения, отрезы бархата, церковная утварь, как, например, чаши и потиры, монстранцы, дискосы, золотые и серебряные кресты, кадильницы и прочая, и прочая.
В свете факелов делить добычу взялись опять же под водительством Дрейфа. Доли распределили по полной справедливости – никого не обидели, и каждый, получив свое, остался доволен.
В шесть утра, когда из-за горизонта выкатилось сияющее солнце, мало озабоченное печалями и радостями земными, которые оно собиралось озарить своим светом, флибустьеры наконец оставили Сан-Хуан-де-ла-Магвану, уводя с собой запряженные быками многочисленные повозки, изъятые для переправки награбленного добра, слишком уж непосильного для человеческих плеч.
Исполнив обязанности начальника экспедиции и представив господину д’Ожерону подробный отчет по всей форме о том, что произошло, а также отмерив десятую часть причитающейся ему добычи вкупе с долей, отписанной королю, Дрейф вернулся к себе и заперся в спальне; вскрыв пакет, изъятый у убитого Кеклика, он развернул бумаги и принялся внимательно читать.
