Мы двинулись в кабану номер 214 вдоль пляжа Хадрин Нок. Высокие пальмы, выстроившиеся по краю берега, были недвижны, море спокойно. Начинали сгущаться сумерки, хотя воздух по-прежнему был жарким и липким. Самый обычный вечер на Пхангане.
Мы боролись перед своей кабаной. Я проиграла, швырнула в него песком и ушла в океан. Все, что случилось потом, я записывала в блокнот для страховой компании SOS, сидя в одиночестве в тени за столиком в уличном кафе. Подушечки моих пальцев испачкались в чернилах, пока я заполняла страницы своим скомканным рукописным отчетом. А на самом деле единственное, что мне хотелось написать, – «это не наша вина».
Остаток дня 11 августа я провела, фотографируя пляж по требованию страховой компании, рассылая факсы и занимаясь звонками. Заполнение анкет и таскание документов с места на место почти заставили меня забыть о пустоте, от которой чесались ладони. Больше всего я тосковала по возможности просто держать его за руку. Я почти ощущала пальцы Шона, переплетавшиеся с моими собственными.
Ранним вечером я встретилась с Анат и Талией, и они настояли, чтобы мы пошли поесть и выпить. Девушки выбрали тихий ресторан на окраине городка, подальше от моря.
Принесли наш заказ, и я заставила себя проглотить пару кусочков. Я все время забывала, что беременна, пока не пыталась поесть. Тогда мой желудок сжимался, и я чувствовала, как кислота поднимается в глотку. Отставила тарелку в сторону и сосредоточилась на стоявшем передо мной стакане с водой.
– Есть одна вещь, о которой нам нужно с тобой поговорить, – Анат скрутила свои длинные черные волосы в пучок на затылке и наклонилась ближе ко мне, облокотившись на стол.
– Вам, девочки, пора уезжать… Все нормально. Они ведь должны скоро отпустить нас с Шоном, верно? Но вам не обязательно задерживаться. Вы и так достаточно сделали.
– Нет-нет-нет! Мы останемся с тобой, пока ты не сможешь уехать. Нам не это нужно тебе сказать… Была еще одна девушка. Ее ужалила медуза.
– О боже мой! – В груди закололо, я подавила рыдание. Стало тошно и холодно, голова закружилась. Я прижала ладони ко рту, мои глаза налились слезами.
– Это случилось вчера. На том же пляже, что и с Шоном. Она кричала и била руками по воде. Но у нее лишь маленький ожог на лице, вот такой, – Анат развела большой и указательный пальцы на дюйм или два, подняв руку к веснушкам на собственной щеке.
– Из-за Шона, – Талия коснулась моего плеча, – ее отвезли на моторном катере на Самуи. На большой остров. В большую больницу.
Я силилась вдохнуть. Из-за Шона.
– Но, Шэннон… – Анат примолкла и посмотрела на меня. – Сегодня она умерла.
Казалось, сквозь мое сознание одновременно пронеслась сотня мыслей. Все – врач, полиция, менеджер отеля – говорили, что Шон был первым за многие десятилетия, кого в Таиланде убила медуза. Все они утверждали, что это была аллергия. Это казалось единственным объяснением.
Но если это не была аллергическая реакция, значит, его ужалил кто-то, кто мог бы убить и меня. Как так получилось, что я не получила ожог? Он держал меня в воде, мои ноги обвивались вокруг его талии, пока щупальца обвивались вокруг его ног подо мной.
А потом он уронил меня. Уронил в воде на том самом месте, где его ужалила медуза.
Если бы она ужалила и Шона, и меня, наши смерти объявили бы результатом купания в состоянии алкогольного опьянения. Это сказали бы нашим родителям. Наши родители никогда ничего не узнали бы. Они до конца своих дней были бы уверены, что мы напились и утонули.
Что еще важнее, если бы та, другая девушка не умерла, если бы в той большой больнице ей помогли выжить, это означало бы, что и Шона, наверное, можно было спасти.
Но я не могла говорить. Я не могла сказать ничего этого вслух. Вместо этого я сидела молча, только смотрела и всхлипывала. Анат и Талия ждали – долго. Наконец я спросила:
– Сколько ей было лет?
– Двадцать три, – сказала Талия. – Ее звали Мунья.
– Мне так жаль! – продолжала Анат. – Но, Шэннон, ты не виновата, что она умерла. Ты ничего не могла сделать, чтобы спасти ее.
– Она плачет не поэтому, – сказала Талия, даже не глядя на Анат. Ореховые глаза Талии смотрели через стол прямо в мои, когда она говорила. – Она плачет потому, что теперь знает, что ничего не могла сделать, чтобы спасти его.
Мунья Дена из Швейцарии, 23 года
10 августа 2002 г., остров Пханган
На следующий день, 10 августа, 23-летняя швейцарка была ужалена в грудь, руки, туловище и ноги у пляжа острова Пханган. Через считаные минуты она потеряла сознание. Была проведена немедленная реанимация, но за время перевозки в больницу на расположенном неподалеку острове Самуи сердце останавливалось еще дважды, Она умерла примерно через 12 часов после нападения.
29
Пекин, КИТАЙ
Июль 2002 г.
Мы с Шоном, толкаясь, пробираемся по шумной и людной платформе к поезду метро в Пекине. Душная и влажная жара середины лета под городскими улицами особенно нестерпима. Шон со своим ростом в метр девяносто возвышается над толпой. Но я – маленькая, маленькая даже в Китае, и мое лицо вжимается в чью-то потную спину.
Струйки пота бегут по моим ногам, когда Шон протискивается сам и тащит меня мимо одетых в одинаковую форму школьников. Ученики постарше пытаются перелезть через младших. Подростки пытаются влететь в вагон с разбегу. Мы уклоняемся от острых локтей старухи. Люди, еще оставшиеся на платформе, начинают протестовать, их голоса усиливаются в гневном предчувствии, что там, на платформе, они и останутся.
Мы заранее договорились, на какой станции сойдем, если одному из нас не удастся сесть в поезд. Это не мешает маленькому костерку паники заняться в моей груди, когда меня выпихивают обратно на платформу. Двери вот-вот захлопнутся, а я не вижу Шона. Но в этот последний момент он тянется сквозь толпу, хватает меня за руку и втаскивает в вагон.
Часть третья
ЗАКАТ
30
Сараево, БОСНИЯ И ГЕРЦЕГОВИНА
Ноябрь 2002 г.
Женщина пристально следила за таксофонами на парковке, когда мы подъехали; она кружила вокруг телефонных кабинок и совала руки в серебристые прорези в поисках забытых монет. Я наблюдала за ней сквозь стекло, когда мы притормозили и въехали на автовокзал Сараево. Ее волосы были повязаны грязным платком, соломенного цвета пряди выбивались из-под него и торчали в разные стороны.
Она обернулась, чтобы посмотреть на лица пассажиров. Ее взгляд остановился на мне – не только единственной иностранке, но и, наверное, единственном человеке, который наблюдал за ней. Я отвела глаза.
Все мы высыпали из автобуса и столпились вокруг багажных отделений. Клубы пара от дыхания поднимались и таяли над нашими головами. Мы ждали. Люди прикуривали сигареты, потирали руки, топали ногами, стараясь не замерзнуть. Водитель вытаскивал из нижнего отделения автобуса сумку за сумкой. Большинство из них были одинаковыми – дешевые квадратные хозяйственные сумки из плетеного пластика, либо клетчатые, либо в белую, красную, голубую полоску; их еще иногда называют «беженскими сумками», и в развивающихся странах они мелькают везде. Но были и картонные коробки, разъезжавшиеся по швам и перехваченные бечевкой. К тому времени как водитель потянулся за моим одиноким рюкзаком, женщина с соломенными волосами была уже рядом со мной. Пар ее дыхания висел в воздухе между нами.
