Я провела дождливый день на острове Гоцо, прокатившись на велосипеде мимо залива Двейра к Внутреннему морю и Лазурному окну, природной известняковой арке, вознесшейся почти на сотню футов над океаном. Картина была потрясающая: вода темного серовато-синего оттенка, желтые утесы, вздымающиеся из моря, известняк, образующий идеальную арку на сером небе высоко над волнами. Где-то в глубинах под ней было место, которое Жак Кусто внес в десятку лучших для дайвинга, а я не испытывала даже искушения. Одна только мысль о прикосновении к воде вызывала у меня панику, тошноту и испуг. Вместо погружения я осмотрела доисторические мегалитические храмы острова и решила, что торопиться некуда.
В канун Рождества я вылетела в Испанию, чтобы встретиться с мамой. Мы вместе скрывались от Рождества в Мадриде – побывали на утреннем сеансе «Двух крепостей», осматривали снаружи закрытые дворцы и музеи и ни разу не упомянули о празднике.
Дальше перебрались в Куэнку, потом Толедо, а новогодний вечер провели в Севилье. Вечером втиснулись в толпу на Пласа Нуэва, пили по очереди каву из бутылок, передаваемых из рук в руки, а потом били их о мостовую. Почти ничего не ели весь день, потому что не знали, что рестораны будут закрыты. Белые и голубые рождественские гирлянды мерцали на деревьях, взлетали дымки и раздавалась пальба фейерверков, повсюду валялось битое стекло и доносились слухи на испанском, что кого-то зарезали ножом. Когда часы пробили двенадцать, все вокруг нас стали пихать в рот виноград – по одной виноградинке на каждый удар часов, – чтобы приманить удачу на будущий год.
Из Севильи мы двинулись в Ронду и, наконец, в Барселону. Там мы с мамой ели тапас: пьяную чорисо аль дьябло, острый кесо де кабралес и маленькие бутербродики пинчо, а потом официанты пересчитывали оставленные на тарелке зубочистки, чтобы подать счет. Пили крепкий горький сидр, который бармены театрально наливали с большой высоты, чтобы увеличить число пузырьков и усилить вкус. И смотрели, как футбольный клуб «Барселона» разгромил занимающий последнюю строчку «Уэльва Рекреативо» со счетом 3:0, и мужчины на стадионе вскидывали в воздух руки всякий раз, как «Барселона» промахивалась по воротам.
Я повела маму смотреть Саграду Фамилию, высоченное, безумное и хаотическое творение Гауди, в котором мы были вместе с Шоном. Работа над церковью началась задолго до смерти Гауди в 1926 году, а проектная дата завершения с тех пор, как мы там побывали, была перенесена с 2085 на 2020 год. Хотя лично мне трудно было увидеть сколько-нибудь значимый прогресс.
Я понимала, что мне еще предстоит проделать одной долгий путь. Посещение мест, где я была вместе с Шоном, путешествие по стране, на чьем языке я говорила, с человеком, который любил меня, порой делали мою поездку легче. Порой – труднее. Присутствие Шона было постоянным и осязаемым – когда мы пили виски с колой во «Флаэрти Айриш Бар» неподалеку от верфи, ели дешевые бокадильо де тортийя де пататас на холодной скамье на Пласа де Каталунья, вливались на Рамбле в толпу молодых туристов, которые смеялись и дурачились, – а в каждом разговоре с мамой – упомянутым и умалчиваемым.
Испания была страной, где мы с Шоном полюбили друг друга, где мы планировали провести медовый месяц. В Барселоне, ровно четыре года назад, мы с Шоном познакомились и впервые поцеловались. Прежде чем отправиться домой и начать жить без него, я завершила свое путешествие там – в начале.
41
Шанхай, Гуйчжоу, КИТАЙ
Август 2002 г.
Шон договорился с местными коммунистами, что нам дадут партийную машину добраться до международного аэропорта Шанхай Пудонг. Я уже обратила внимание на высокие скорости и отсутствие очевидных правил дорожного движения в Китае, поэтому потянулась за ремнем. Водитель оскорбился:
– В этом нет необходимости. Я никогда не разобьюсь.
Но я все равно пристегиваю ремень, несмотря на протесты водителя и мрачные взгляды, которые он бросает на меня в зеркальце заднего вида. Едущий сбоку от него Шон пожимает плечами и уступает, предпочитая, как обычно, избежать конфронтации.
Шон с водителем перебрасываются шутками, пока мы виляем в хаотическом транспортном потоке и удушающе-густом фиолетовом смоге. Мужчины, едущие на мотоциклах, используют вместо шлемов картонные ведра от мороженого. Женщины сидят позади них боком, скрестив ноги в обтягивающих юбках; на головах – ничего. Одна прижимает к груди сверток из одеяла. Когда мы проезжаем мимо, я вижу у нее на руках крохотного младенца.
Путешествие по Китаю – тяжкий труд. Как было бы здорово для разнообразия увидеть меню на английском, выпить пива без формальдегида! Всего в нескольких часах отсюда будут зеленое карри и салат из зеленой папайи. Мы сможем лакомиться сатаем, соусом шрирача и свежими морепродуктами. Мы с Шоном ждем не дождемся. Скоро сможем просто отдыхать вместе на пляже Таиланда.
Приезжаем в аэропорт и выпрыгиваем на тротуар. Шон ухмыляется и указывает пальцем на мою грудь. Белая футболка – вся в пятнах от жира и грязи с ремня безопасности, которым сто лет не пользовались.
Водитель улыбается:
– Видите, никакой катастрофы!
Войдя в здание аэропорта, я решаю, что хочу сменить футболку до регистрации и получения посадочных талонов. Но Шон обвивает мою талию рукой и притягивает ближе к себе. Смеется, наклоняясь, и целует меня.
– Да ладно тебе, Мисс! Кому какое дело?
ЭПИЛОГ
В Таиланде мне снова и снова твердили, что Шон был первой жертвой за многие десятилетия, что местные никогда не слышали о смертях от ожога медузы. Я тоже думала, что у него была аллергия и ему просто невероятно не повезло… Вплоть до того момента два дня спустя, как Анат и Талия рассказали мне, что погибла Мунья. После этого я не знала, что и думать.
Когда я наконец вырвалась с Пхангана, мама предупредила меня, чтобы я не выходила в Интернет. Она нашла какую-то статью, где цитировали слова некоего официального лица о том, что смерть Шона была мучительной. Я и не думала ничего искать в Интернете до тех пор, пока она это не сказала. А потом уже не могла дождаться возможности выйти в Сеть.
Я нашла высказывание другого чиновника, который утверждал, что после смерти Шона полицейские на острове раздавали листовки, предупреждающие об опасности купания, но туристы, мол, пренебрегали этими предостережениями. И еще нашла ветку комментариев, в которой говорилось, что новости о смертоносных медузах очень плохо скажутся на туристической индустрии. Какая-то женщина под ником Джейн писала:
«Я живу на острове Пханган и сама свидетель тому, как местные скрывают тот факт, что в море есть медузы. Полиция расклеивала знаки (очень маленькие, 8х11 дюймов, и только на клинике), а владельцы бунгало срывали их и отказывались предупреждать людей».
Я уж точно не видела никаких листовок или знаков. Анат и Талия пробыли на острове дольше меня – и тоже ничего такого не видели. Когда двоюродная сестра одного из их друзей побывала на Пхангане три месяца спустя, в ноябре 2002 года, там по-прежнему не было никаких признаков того, что что-то когда-то случилось.
