Я смотрю в пол, чтобы Гриер не увидел чувства вины в моих глазах. Я действительно заплатил Кендаллу. Парень хотел поставить на свою спортивную тачку новый двигатель, который обошелся бы ему в две штуки баксов. Я дал ему денег и вернулся в доки.
– Ничего не хочешь сказать? – спрашивает Гриер.
Я испытываю неловкость, пытаюсь придать своему лицу безразличный вид и пожимаю плечами.
– Да, все это правда.
Гриер делает очередную пометку.
– Кстати, раз уж речь зашла о твоих драках из-за матери… – Умолкнув, он поднимает еще один подшитый к делу документ. – Ломать челюсти, похоже, стало твоим хобби.
Я сжимаю зубы и с каменным лицом смотрю на адвоката. Уже понятно, о чем пойдет речь.
– Остин Маккорд девятнадцати лет до сих пор жалуется на проблемы с челюстью. Ему пришлось шесть месяцев питаться мягкой пищей, потому что его челюсть была зафиксирована проволокой. Ему понадобилось установить два зубных имплантата, и он по сей день испытывает трудности во время еды. Когда мистера Маккорда спросили о причинах его травмы, он… – Гриер встряхивает лист, – простите за каламбур, не мог открыть рот, но друг Маккорда объяснил, что у последнего произошла стычка с Ридом Ройалом, в результате чего он и получил эту серьезную лицевую травму.
– Зачем вы читаете мне это? Вы же лично заключили сделку с Маккордами и заверили нас, что она конфиденциальна.
Что касается самой сделки, то папа создал фонд, чтобы оплатить Маккорду четыре года обучения в университете Дьюка. Взглянув на своего отца, я вижу, что он тоже пребывает в смятении. Его губы сжаты в тонкую линию, глаза покраснели, как будто он не спал несколько ночей подряд.
– В случае уголовного дела конфиденциальность подобных сделок не имеет значения. Свидетельские показания Маккорда рано или поздно могут потребовать в суд в качестве доказательства против тебя.
Я снова поворачиваюсь к Гриеру.
– Он сам виноват.
– И снова лишь потому, что назвал твою маму плохим словом.
Что за бред?! Как будто Гриер не стал бы защищать свою мать, которую грубо обозвали.
– Хотите сказать, что мужчина не вступится за честь женщины, тем более если она член семьи? Любой присяжный посчитал бы это оправданием.
Любой мужик с юга не оставил бы подобное оскорбление безнаказанным.
Именно поэтому Маккорды согласились на сделку. Они понимали, что в их случае никакого дела возбуждено не будет, особенно против моей семьи. Нельзя назвать чью-то мать наркозависимой шлюхой и выйти сухим из воды.
Черты лица Гриера каменеют.
– Если бы я знал, что ты будешь замешан в столь сомнительных деяниях, то не стал бы предлагать твоему отцу уладить это дело финансово. Я бы посоветовал ему военное училище.
– О, так это была ваша идея? Потому что папа всегда угрожает военным училищем, когда ему не нравится наше поведение. Значит, это вас нам нужно благодарить, – с сарказмом говорю я.
– Рид, – одергивает меня отец, стоящий у книжных полок.
Он впервые заговорил с тех пор, как мы вошли сюда, но я наблюдаю за его лицом – оно становится все мрачнее и мрачнее.
Гриер сердито смотрит на меня.
– Мы с тобой в одной команде. Не нужно ругаться со мной, мальчик.
– Не называйте меня мальчиком. – Я тоже сердито смотрю на него, опустив руки на колени.
– А то что? И мне сломаешь челюсть?
Его глаза опускаются на мои ладони, которые я непроизвольно сжал в кулаки.
– К чему вы ведете? – бормочу я.
– Я…
Ему мешает продолжить тихий звонок телефона.
– Мы сейчас продолжим. – Гриер берет со стола глянцевый мобильный телефон и смотрит на экран. Потом хмурится. – Мне нужно ответить, извините.
Когда адвокат выходит в коридор, мы с папой обмениваемся тревожными взглядами. Но он закрыл за собой дверь, и нам ничего не слышно.
– С такими показаниями мои дела плохи, – ровным голосом говорю я.
Папа угрюмо кивает.
– Да, похоже, что так.
– Если судить по тому, что там написано, то я какой-то псих. – От бессилия становится трудно дышать. – Но это же чертов бред! Ну и что с того, что мне нравится драться? Ведь есть парни, которые боями зарабатывают себе на жизнь: боксеры, бойцы ММА
[10], рестлеры – однако я ни разу не слышал, чтобы кто-то называл их кровожадными маньяками.
– Знаю. – Папин голос звучит необычно мягко. – Но дело не в боях, Рид. У тебя взрывной характер. Ты…
Он умолкает, потому что дверь распахивается, и в проеме появляется Гриер.
– Я только что говорил с помощником окружного прокурора, – говорит адвокат странным голосом. Он как будто озадачен чем-то. – Этим утром пришли результаты вскрытия Брук.
Мы с папой выпрямляем спины.
– Тест ДНК ребенка? – медленно выговаривая слова, спрашиваю я.
Гриер кивает.
Я делаю вдох.
– И кто же отец?
И вдруг мне становится… страшно. Я понимаю, что никак не могу быть отцом этого ребенка, но вдруг какой-нибудь продажный работник лаборатории подделал результаты? Что если Гриер сейчас откроет рот и произнесет…
– Ты.
До меня только через секунду доходит, что он обращается не ко мне, а к отцу.
Глава 23
Рид
В кабинете повисает тишина. Мой отец в изумлении таращится на адвоката. Я таращусь на отца.
– В смысле мой? – Замученный папа смотрит на Гриера. – Это невозможно. Я сделал…
«Вазэктомию», – мысленно заканчиваю я за него. Когда Брук объявила о том, что беременна, папа был уверен, что ребенок не его: он сделал операцию сразу после того, как мама родила близнецов. Я тоже был уверен, что ребенок не мой, потому что уже полгода как не прикасался к Брук.
Выходит, только один из нас был прав.
– Анализ это подтвердил, – отвечает Гриер. – Отец ты, Каллум.
Папа тяжело дышит. На мгновение его глаза словно застилает пелена.
– Пап, – робко зову я его.
Он смотрит на потолок, как будто ему слишком больно смотреть на меня. На его скулах ходят желваки, а потом отец судорожно вздыхает.
– Я думал, она лгала мне. Она не знала, что я сделал вазэктомию, и я думал… – Снова вдох. – Я думал, отец кто-то другой.
Да, он решил, что это я. Но я не могу винить отца за то, что он пришел к такому выводу. Он знал о нас с Брук, так что все вполне понятно. Однако он не мог допустить даже мысли о том, что ребенок может оказаться его.
