Я обнимаю Эллу за плечи, и она поднимает на меня свои грустные глаза.
– Когда я только приехала, вы вели себя со мной очень грубо, – начинает она.
Я морщусь.
– Знаю.
– Но потом все изменилось, и я… у меня впервые появилась семья.
Элла плачет и так сильно сжимает свои руки, что костяшки побелели.
Я накрываю их своей ладонью и чувствую, как на нее падают горячие слезы.
– Когда появился Стив, нам было сложно, особенно ему со мной, но в глубине души я даже радовалась, что он так хочет стать мне настоящим отцом. Его правила были совершенно дурацкими, но девчонки в школе сказали, что это нормально, и порой благодаря им я чувствовала, что он действительно заботится обо мне.
Я проглатываю ком в горле. В ее словах так много боли, но я не знаю, как ей помочь.
– Я думала, – хватая ртом воздух, продолжает Элла, – иногда я думала, что мама была неправа, таская меня по всей стране и убегая от одних неудачных отношений к другим. Я думала, что будет даже лучше, если я вырасту со Стивом. Буду О’Халлоран, а не Харпер.
О черт. Я притягиваю ее к себе на колени и прижимаю ее мокрое лицо к своей шее.
– Знаю, детка. Я люблю свою маму, но иногда тоже думаю о ней плохо. Я понимаю, она не могла жить в разладе с собой, но почему не захотела хотя бы постараться? Ведь она была нужна нам. – Я глажу Эллу по волосам и прижимаюсь губами к ее виску. – По-моему, даже если мы злимся и обижены, что наши мамы подвели нас, это не делает нас предателями.
Она тяжело вздыхает.
– Я хотела, чтобы он любил меня.
– Ой, детка, это со Стивом что-то не так. Он не в состоянии любить кого-то кроме себя. И это его проблемы, не твои.
– Я знаю, но мне все равно больно.
Дверь со стороны водителя открывается, и в машину садится папа.
– Как вы там? Все в порядке? – тихо спрашивает он.
Мы встречаемся взглядами в зеркале заднего вида. Но я молчу: его вопрос был адресован Элле.
Судорожно вздохнув, она поднимает голову.
– Да, сейчас я порядком расстроена, но скоро буду в норме.
Элла слезает с моих колен, но ее голова остается у меня на плече. Папа выезжает задним ходом с парковки и везет нас домой.
– Как-то раз я сказала Вэл, что мы как зеркала, – шепчет мне Элла, – что каким-то странным образом подходим друг другу.
И я понимаю, о чем она говорит. Те сложные чувства, которые мы испытываем к своим матерям, их слабости и хрупкости, внутренней силе и любви, что они дарили, к их эгоизму, который повлиял на нас, – все это запутало, сломало нас изнутри, но случилось так, что узелки распутались, и мы снова стали целым.
Элла помогает не сломаться мне. А я помогаю не сломаться ей.
Раньше я боялся будущего. Не знал, найду ли я себя, уйдут ли из меня навсегда злость и горечь, смогу ли когда-нибудь ощутить себя достойным и найду ли ту, которая сможет увидеть меня настоящего, а не подонка, которым меня считает весь остальной мир.
Но теперь я больше не боюсь: я нашел ту, которая видит меня, истинного. И я тоже вижу ее. И больше не хочу знать никого, кроме Эллы Харпер, потому что она и есть мое будущее. Она – мой стержень, огонь во мне, мое спасение.
Она – это все.
Глава 37
Элла
Неделю спустя
– Что это? – спрашиваю я, когда выхожу из ванной, одетая в свои любимые домашние вещи: футболку Рида и шорты.
Сегодня тренировка группы поддержки затянулась, и я сказала Риду ехать домой без меня. А когда вернулась, то заставила его ждать, пока приму душ, хотя он заявил, что ему все равно, потная я или нет.
И вот я выхожу из ванной и вижу на своей кровати россыпь красочных буклетов. На многих из них изображены молодые люди, прижимающие к груди учебники.
– Выбирай, – говорит Рид, не отводя взгляда от телевизора.
Я подхожу ближе. Это рекламные проспекты колледжей, около десяти штук.
– Что выбирать?
– Выбирай колледж, где мы будем учиться.
– Мы?
Из любопытства я открываю одну брошюру. Она гласит: «Университет Северной Каролины был основан в восемнадцатом веке».
– Ага.
Рид переворачивается, подминая под себя половину блестящих проспектов.
– Мы выбираем вместе? – удивленно спрашиваю я.
– Да. Ты говорила, что хочешь танцевать, так что там есть парочка колледжей, где можно получить степень магистра искусств. – Порывшись в куче, он достает красно-белую брошюру. – Так, значит, ты можешь получить диплом по танцам в Университете Северной Каролины в Гринсборо и в Университете Северной Каролины в Шарлотте. Оба имеют аккредитацию Национальной ассоциации танцевальных школ.
По телу разливается знакомое тепло.
– Ты сам все это узнал?
– Еще бы!
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Он такой милый и рассудительный! Никто и никогда не делал для меня ничего подобного. Но, видимо, мне плохо удается совладать со своими эмоциями, потому что Рид встает с кровати и притягивает меня к себе.
Он пристально смотрит мне в глаза.
– Ты расстроилась?
– Нет, просто это так мило, – всхлипываю я.
Улыбаясь, Рид садится на кровать и ставит меня между ног. Он выглядит одновременно смущенным и гордым собой.
– По-моему, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Чем ты хотела заниматься до того, как папа похитил тебя?
– Ага, значит, ты все-таки признаешь, что он меня похитил?
Рид широко улыбается.
– Я только что так и сказал.
– Ладно. Я собиралась поступить в муниципальный колледж и получить бизнес-образование, потом два года учиться на курсах по бухгалтерскому учету, затем найти стабильную работу и целыми днями считать цифры. Я планировала носить много одежды цвета хаки, питаться в столовой и, возможно, завести собаку, чтобы было к кому возвращаться домой.
Его улыбка становится еще шире.
– Ну что ж, а теперь ты можешь получить диплом искусств и жить на свой трастовый фонд.
– Но ты же хотел получить бизнес-специальность?
Он пожимает плечами.
– Я могу получить эту степень где угодно. И вряд ли отец не примет меня на работу. Он ждет не дождется, когда мы войдем в семейный бизнес. Но Гидеону это не по душе. Ист любит быстрые тачки. Близнецы больше похожи на… – Он внезапно обрывает фразу, едва не сказав имя Стива. – Близнецы любят самолеты, но коммерческая сторона им неинтересна.
