И, конечно, Карла. Она исчезла из города, и одному богу было известно, где ее искать. Но я знал, что она любит Бомбей, и надеялся, что она вернется. А я любил ее и мучился из-за того, что она могла подумать, будто я, заманив ее в постель и добившись своего, тут же отбросил ее за ненадобностью, – это чувство терзало меня в те месяцы даже сильнее, чем любовь к ней. Я не мог уехать, не повидав ее и не объяснив, что случилось в ту ночь. Так что я продолжал жить в Бомбее всего в минуте ходьбы от того перекрестка, где мы встретились впервые, и ждал ее.
Я оглядел притихший ресторан и поймал взгляд Викрама. Он улыбнулся мне и покачал головой. Улыбка была горькой, в глазах его стояли невыплаканные слезы. Но он счел нужным улыбнуться мне, разделить со мной свою растерянность и печаль, успокоить меня. И эта улыбка помогла мне понять, что в Бомбее меня удерживает еще кое-что – сердце, индийское сердце, о котором говорил Викрам. «Страна, где надо всем властвует сердце» – вот из-за чего еще я не мог уехать, вопреки интуитивному желанию поскорее смыться. Ведь Бомбей был для меня идеальным воплощением индийского сердца. Город обольстил меня, заставил полюбить его. Определенная часть меня самого была сформирована Бомбеем и существовала лишь потому, что я жил здесь, в этом городе, в качестве мумбаита, бомбейца.
– Поганое дело, йаар, – проговорил вернувшийся за наш столик Викрам. – Немало крови прольется из-за этого, йаар. По радио сказали, что в Дели толпы сторонников партии Конгресса врываются в дома сикхов и устраивают разборки…
Мы удрученно молчали, думая об общей беде и о собственных проблемах. Молчание нарушил Дидье:
– Знаешь, Лин, у меня, вроде бы, есть наводка для тебя.
– Насчет тюрьмы?
– Qui
[105]
– Та-ак…
– Правда, это не так уж много. Вряд ли это добавит что-нибудь существенное к тому, что ты уже знаешь от своего патрона Абдель Кадера.
– Любая мелочь имеет значение.
– Тогда слушай. У меня есть один знакомый, который ежедневно посещает полицейский участок Колабы. Мы разговаривали с ним сегодня утром, и он упомянул иностранца, которого держали там за решеткой несколько месяцев назад. Он сказал, что у этого иностранца было прозвище Тигриный укус. Не знаю уж, за какие подвиги тебе дали его и кого ты кусал, но это не мое дело. Alors
[106]
, он сказал мне, что этот Тигриный укус был задержан по доносу женщины.
– Он не сказал, как ее зовут?
– Нет, он сказал, что не знает, но добавил, что она молодая и очень красивая. Впрочем, это он мог, конечно, и выдумать.
– А на этого твоего знакомого можно положиться?
Дидье надул щеки и с шумом выпустил воздух.
– Можно положиться только на то, что он солжет, обманет и украдет что-нибудь при первой возможности. Однако в данном случае, мне кажется, ему нет резона сочинять. Думаю, ты действительно стал жертвой какой-то женщины, Лин.
– И не он один, йаар, – мрачно бросил Викрам.
Он прикончил свое пиво и вытащил одну из длинных тонких сигар, которые курил не столько потому, что испытывал потребность в этом, сколько для того, чтобы добавить последний штрих к ковбойскому костюму.
– Ты уже несколько месяцев бегаешь за Летицией, и все без толку, – заметил Дидье чуть ли не с отвращением. – В чем дело?
– Ты меня спрашиваешь? Да я уже все ноги истоптал на этом кроссе, и ни на шаг не приблизился к финишу! По правде говоря, я уже и не знаю, в каком направлении надо бежать, йаар. Эта крошка доконает меня, это точно. Эта несчастная любовь доконает меня. Я чувствую, что скоро взорвусь, блин!
– Слушай, Викрам, – сказал Дидье, и глаза его лукаво блеснули. – Мне кажется, я знаю, что тебе надо сделать.
– Дидье, дружище, я приму любой совет. Все так паршиво – с Индирой, и вообще, что мне надо использовать любой шанс, пока мы все тут не провалились в тартарары.
– Тогда – attention!
[107]
Для осуществления этого плана требуется решимость и точный расчет. Любая оплошность может стоить тебе жизни.
– …Жизни?
– Да. Ошибиться нельзя. Но если этот план удастся, ты завоюешь ее сердце навечно. Ты достаточно, как говорится, рисковый парень для этого?
– Я? Да я самый рисковый ковбой в этом салуне, йаар. Выкладывай свой план.
– Я воспользуюсь моментом и откланяюсь, друзья, пока вы не углубились в детали, – вмешался я, поднимаясь. – Спасибо за подсказку, Дидье. И хочу дать одну подсказку тебе, Викрам, если ты не против. Прежде чем ты приступишь к осуществлению этого плана, в чем бы он ни состоял, перестань называть Летти сочногрудой английской цыпочкой. Всякий раз, когда ты это произносишь, она морщится так, будто ты на ее глазах придушил кролика.
– Ты серьезно? – озадаченно нахмурился он.
– Абсолютно.
– Но это одна из моих коронных фраз, черт побери. В Дании…
– Тут тебе не Дания и не Норвегия со Швецией, дорогой.
– Ну ладно, Лин, раз ты так говоришь, – засмеялся Викрам. – Послушай, если ты выяснишь насчет тюрьмы – в смысле, кто упек тебя туда, – и тебе понадобится помощь, то рассчитывай на меня. О’кей?
– Конечно, – ответил я, с благодарностью посмотрев ему в глаза. – Непременно.
Уплатив по счету, я покинул ресторан и прошел по Козуэй до кинотеатра «Регал». Был ранний вечер, один из трех лучших моментов бомбейского дня. Два других – раннее утро до наступления жары и поздний вечер, когда она уже спала, – конечно, очень приятны, но тогда на улицах тише, меньше народа. К вечеру же люди вылезают на балконы, садятся у окон или в дверях домов, толпами фланируют по улицам. Вечер – как сине-фиолетовая палатка общегородского цирка, куда родители приводят детей поглазеть на развлечения, заражающие весельем каждую улицу и каждый перекресток. Для молодых влюбленных вечер – это классная дама, заставляющая их чинно прогуливаться в ожидании ночной тьмы, которая сорвет с них покров невинности. Вечером людей на улицах Бомбея больше, чем в какое-либо другое время дня, и ни при каком другом освещении их лица не бывают такими красивыми, как при вечернем.
Я пробирался сквозь вечернюю толпу, наслаждаясь лицами, ароматами человеческой кожи и волос, красками нарядов и музыкой звучащих вокруг слов. Но, влюбленный во все это, я был один. А в море моих мыслей неотвязно кружила черная акула сомнения, подозрения и гнева. Меня предала какая-то женщина, молодая и красивая женщина.
Настойчивый автомобильный гудок заставил меня оглянуться. Из окна своего такси мне махал Прабакер. Я сел к нему в машину и попросил отвезти меня в район пляжа Чаупатти, где я должен был встретиться с Халедом. Как только я заработал свои первые деньги на службе у Кадербхая, я приобрел водительскую лицензию для Прабакера. Ему вечно не хватало на нее денег, поскольку способность копить их была у него близка к нулю. Он водил время от времени такси своего кузена Шанту, но, не имея лицензии, рисковал нарваться на неприятности. Теперь же он мог арендовать машину у любого владельца автопарка.
