– Что именно ты хотела бы знать о моем пребывании на Артур-роуд? – спросил я.
Она вздрогнула при этом вопросе, а может быть, дрожь была вызвана ветром, подувшим с моря. На ней была свободная желтая майка и зеленая набедренная повязка. Она зарылась голыми ступнями в песок и обхватила руками колени.
– Странный вопрос.
– Я хочу сказать, что копы схватили меня в ту ночь сразу после того, как я покинул твой дом, чтобы встретиться с Уллой. Что ты подумала, когда я не вернулся?
– Ну… я просто не знала, что думать.
– Ты не подумала, что я решил бросить тебя?
Она нахмурилась, вспоминая.
– Да, сначала подумала что-то подобное и рассвирипела. Но когда выяснилось, что ты не вернулся в трущобы, в свою клинику, и что никто не знает, где ты, я решила, что ты… ну… занимаешься каким-то важным делом.
– Важным делом! – рассмеялся я горько и сердито. Я постарался прогнать эти чувства. – Прости, Карла. Я не мог послать оттуда весть ни тебе, ни кому-либо еще. Я сходил с ума, думая, что ты решила, будто я… просто бросил тебя.
– Когда я узнала правду – что ты в тюрьме – я была в отчаянии… Это вообще был очень тяжелый период в моей жизни. В этом… деле, которым я занималась… все пошло вкривь и вкось… так неправильно, Лин, так ужасно, что я, наверное, никогда не оправлюсь от этого. А затем я узнала про тебя. И все сразу… переменилось в моей жизни, коренным образом переменилось.
Я хотел попросить ее объясниться толком, потому что это, несомненно, было очень важно, но к нам медленно, с чувством собственного достоинства приблизился странник. Момент был упущен.
Странник действительно оказался садху, «святым человеком». Он был высоким, худым и загорелым почти до земляной черноты. На нем была набедренная повязка и множество ожерелий, амулетов и браслетов, космы спутанных волос свисали до пояса. Пристроив посох на плече, он приветственно сложил руки. Мы приветствовали его ответным жестом и пригласили сесть рядом с нами.
– У вас нет чарраса? – спросил он на хинди. – В такую прекрасную ночь было бы приятно покурить.
Я вытащил из кармана кусочек спрессованного чарраса и протянул ему вместе с сигаретой.
– Да благословит Бхагван вашу доброту, – нараспев отозвался он.
– Пусть и вас благословит Бхагван, – ответила ему Карла на безупречном хинди. – Мы очень рады видеть преданного служителя Шивы при полной луне.
Он ухмыльнулся, обнажив зубы с широкими промежутками и стал готовить чиллум. Когда глиняная трубка была набита, он приподнял ладони, чтобы привлечь наше внимание.
– Прежде, чем мы закурим, я хочу сделать вам ответный дар. Вы понимаете меня?
– Да, мы понимаем, – улыбнулся я.
– Хорошо. Я дам вам обоим благословение. Мое благословение останется с вами навсегда. Я благословлю вас следующим образом.
Он вытянул руки над головой и, держа их в таком положении, встал на колени и коснулся лбом песка. Затем выпрямился и опять наклонился. Он повторил поклоны несколько раз, бормоча при этом что-то неразборчивое.
В конце концов он сел на корточки, улыбнулся нам своей беззубой улыбкой и сделал мне знак разжечь чиллум. В молчании мы выкурили трубку до конца, после чего старик хотел отдать мне остатки чарраса, но я не взял их у него. Торжественно склонив в знак благодарности голову, садху поднялся на ноги и указал нам посохом на луну. Мы сразу поняли, что он имеет в виду: туманности на поверхности луны сложились в рисунок, похожий на коленопреклоненного человека с поднятыми в молитве руками. У некоторых народов этот рисунок называют «кроликом». Радостно захихикав, паломник двинулся своим путем по песчаным дюнам.
– Я люблю тебя, Карла, – сказал я, когда мы остались одни. – Я люблю тебя с той самой секунды, когда впервые увидел тебя. Мне кажется, я всегда любил тебя – столько, сколько существует на свете любовь. Я люблю твой голос. Я люблю твое лицо. Я люблю твои руки. Я люблю все, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь. Когда ты прикасаешься ко мне, мне кажется, что это волшебная палочка. Я люблю следить за тем, как ты думаешь, и слушать то, что ты говоришь. Я чувствую все это, но не понимаю и не могу объяснить – ни тебе, ни себе. Я просто люблю тебя, люблю всем сердцем. Ты выполняешь миссию Бога: придаешь смысл моей жизни. И потому мне есть за что любить этот мир.
Она поцеловала меня, и мы опустились на податливый песок. Сцепив пальцы и вытянув руки над головой, мы занимались любовью, в то время как луна, покорив море своими молитвами, заставляла его гнать на сушу волны, разбивающиеся о береговую твердь.
Целую неделю мы изображали туристов на отдыхе. Мы побывали во всех приморских городишках Гоа, от Чапоры до Кейп Рамы. Две ночи мы провели на пляже в Колве, настоящем чуде из «белого золота». Мы посетили все церкви в Старом Гоа. В день смерти святого Франциска Ксавьера мы смешались с необозримыми толпами вопящих ликующих пилигримов. Улицы были переполнены людьми в лучшей выходной одежде. Лотошники и прочие торговцы съехались сюда со всего штата. Процессии слепых, хромых и увечных людей тянулись к базилике святого Ксавьера, надеясь на чудо. Ксавьер был испанским монахом, одним из семи сподвижников Игнатия Лойолы, основавшего орден иезуитов. Он умер в 1552 году, когда ему было всего сорок шесть лет, но успел с блеском обратить в свою веру такое количество народа в Индии и на побережье Тихого океана, называемом ныне Дальним Востоком, что легенды о его подвигах ходят до сих пор. После нескольких перезахоронений он в начале семнадцатого века нашел наконец пристанище в базилике Бом-Иисуса
[115]
в Старом Гоа, где и покоится до сих пор. При этом его неоднократно эксгумированное тело сохранилось самым удивительным – некоторые скажут, чудесным – образом и раз в десять лет выставляется на всеобщее обозрение. Такое впечатление, что распад его не берет, однако в течение столетий тело не раз подвергалось членовредительству и кое-каким ампутациям. В шестнадцатом веке женщина в Португалии откусила большой палец ноги с целью сохранить его как амулет, приносящий счастье. Отдельные части правой руки, как и куски кишечника, были посланы в качестве святых мощей в различные религиозные центры. Мы с Карлой для смеха предлагали смотрителям базилики неслыханную сумму за право тоже отщипнуть кусочек святой плоти, но получили категорический отказ.
– Почему ты решил заниматься грабежом? – спросила она меня в одну из теплых ночей, когда небо растянуло над нами свои шелка, а в ушах звучал сладкозвучный рокот прибоя.
– Я же говорил тебе. Моя семейная жизнь полетела кувырком, я потерял дочь. Я тоже сошел с катушек и пристрастился к наркотикам. Мне нужны были деньги, чтобы удовлетворять эту страсть.
– Нет, я имею в виду, почему ты выбрал именно грабеж, а не какой-нибудь другой способ добывания денег?
Это был законный вопрос, который не пришел в голову никому из законников – ни полицейским с судьями, ни адвокатам с психиатрами, ни тюремным властям.
