Пока Хабиб прислушивался, по-звериному напряжённо припав к земле, отвернув от меня лицо, я расстегнул свою кобуру, вытащил пистолет. Тяжело дыша, я автоматически выполнял все указания Кадера, не сознавая, что делаю: снял предохранитель, загнал патрон в ствол, оттянув пружину возврата, и взвёл курок. Поднятый мной шум заставил Хабиба повернуться ко мне лицом. Он посмотрел на пистолет, направленный ему в грудь. Посмотрел в мои глаза, медленно, как-то даже вяло переводя взгляд. Длинный нож он по-прежнему держал в руке. Не знаю, что он увидел на моём лице в лунном свете, – думаю, ничего хорошего оно не выражало. Я уже принял решение: если он хоть на миллиметр сдвинется в мою сторону, я нажму на спуск столько раз, сколько потребуется, чтобы прикончить его.
Его усмешка растянулась в улыбку – по крайней мере, казалось, что он смеётся: рот двигался, голова тряслась, но звука не было. А его глаза, полностью игнорируя Халеда, пристально глядели на меня, передавая через мои глаза некое послание. И тогда я услышал его, услышал его голос: «Видишь? – говорили мне его глаза. – Я прав, не доверяя никому из вас… Вы хотите меня убить… Вы все… Хотите, чтобы я был мёртв… Ладно… Я не возражаю… Даю вам разрешение… Я хочу, чтобы вы сделали это…»
И тут мы услышали звук шагов за спиной. Подпрыгнув от испуга, мы с Халедом резко обернулись и увидели, что к нам бегут Кадер, Назир и Ахмед Задех. Когда мы оглянулись, Хабиб исчез.
– Что случилось? – спросил Кадер.
– Это Хабиб, – ответил Халед, высматривая в темноте следы безумца. – Он сумасшедший… Совсем сошёл с ума… Он убил Сиддики… приволок его сюда и перерезал глотку.
– Где он? – спросил Назир сердито.
– Не знаю, – сказал Халед, покачав головой. – Ты видел, как он ушёл, Лин?
– Нет. Я обернулся к Кадеру вместе с тобой, а когда посмотрел назад, он… исчез. Думаю, скорее всего, он прыгнул в овраг.
– Он не мог прыгнуть, – нахмурился Халед. – Там глубина ярдов пятьдесят. Он не мог туда прыгнуть.
Абдель Кадер стоял на коленях у тела убитого, шепча молитвы, подняв вверх сложенные вместе ладони.
– Мы можем поискать его завтра, – Ахмед положил руку на плечо Халеда, чтобы успокоить его. Он посмотрел вверх, на ночное небо. – Немного ещё осталось лунного света для работы. У нас уйма дел. Не беспокойтесь. Если он ещё здесь, завтра мы найдём его. А если не найдём… если он ушёл… может быть, это не самый худший выход для нас?
– Надо выставить охрану, чтобы не прозевать его ночью, – распорядился Халед. – И это должны быть наши люди, хорошо знающие Хабиба, а не здешние моджахеды.
– Qui, – согласился Задех.
– Я не хочу, чтобы они застрелили его, надо избежать этого, если можно, – продолжал Халед. – Но и не хочу, чтобы рисковали понапрасну. Проверьте всё, что ему принадлежит: лошадь, мешок. Посмотрите, какое оружие и взрывчатку он мог взять с собой. Я не слишком присматривался раньше, но мне кажется, он носит что-то под курткой. Проклятье, ну мы и влипли!
– Не беспокойся, – пробормотал Задех, снова положив руку на плечо Халеда.
– Ничего не могу с собой поделать, – твердил своё палестинец, вглядываясь в тьму. – Начало чертовски плохое. Думаю, он где-то поблизости, смотрит сейчас на нас.
Когда Кадер закончил молиться, мы отнесли тело Сиддики назад в шатёр, завернули в кусок ткани и оставили до утра, когда можно будет совершить обряд похорон. Поработав ещё несколько часов, мы бок о бок улеглись в пещере на ночь. Храп стоял оглушительный, измученные люди беспокойно ворочались во сне, но я не мог уснуть по другой причине. Перед моими глазами всё время стояло то не освещённое луной место, где в густой тьме исчез Хабиб. Халед был прав: эта война Кадера пошла наперекосяк с самого начала, и в моём бодрствующем сознании эхом отзывались эти слова: «Плохое начало…»
Я пытался мысленно сосредоточиться на прекрасных звёздах, сиявших на чёрном небе в ту роковую ночь, но никак не мог: каждый раз ловил себя на том, что вглядываюсь в тёмный край плато. И так же внезапно, как без лишних слов осознаём мы, что любовь ушла, или что друг фальшивый и не любит тебя вовсе, я понял: война Кадера закончится для всех нас ещё хуже, чем началась.
Глава 34
Вот уже два месяца мы жили вместе с партизанами-моджахедами в пещерах горного кряжа Шахр-и-Сафа. То было во многом трудное время, но наша горная твердыня ни разу не попадала под прямой огонь, и мы находились в относительной безопасности. Лагерь был всего в каких-то пятидесяти километрах птичьего полёта от Кандагара, в двадцати километрах от главного шоссе, ведущего на Кабул, и примерно в пятидесяти километрах к юго-востоку от Аргандабской плотины. Русские захватили Кандагар, но с трудом удерживали южную столицу: она периодически подвергалась осаде. Центр города обстреливался ракетами, а бои, которые вели моджахеды на окраинах, постоянно уносили всё новые и новые человеческие жизни. Главное шоссе контролировалось несколькими хорошо вооружёнными отрядами партизан. Колонны русских танков и грузовиков были вынуждены каждый месяц прорываться через заслоны, чтобы доставить в Кандагар продовольствие и боеприпасы. Отряды афганской регулярной армии, верные марионеточному правительству в Кабуле, защищали стратегически важную Аргандабскую плотину, но частые нападения на дамбу ставили под угрозу их контроль над этим важным объектом. Таким образом мы оказались приблизительно в центре триады зон вооружённого противостояния, каждая из которых постоянно требовала всё новых людей и вооружений. Горная гряда Шахр-и-Сафа не давала врагам никаких стратегических преимуществ, поэтому наши хорошо замаскированные пещеры в горах находились вне зоны непосредственных боевых действий.
За эти недели наступила суровая зима. Дул порывистый ветер, налетали снежные шквалы, и наша многослойная пятнистая униформа постоянно промокала. Холодный туман стелился в горах, иногда часами висел без движения, белый и не проницаемый для взгляда, как замёрзшее стекло. Земля всегда была покрыта грязью или льдом. Каменные стены пещер, где мы жили, казалось, дрожали от холода, наполняя пространство ледяным звоном.
Часть груза Кадера состояла из ручного инструмента и деталей машин. В первые же дни после приезда мы организовали две мастерские, которые все эти медленно тянущиеся зимние недели активно работали. У нас был небольшой токарный станок с револьверной головкой, который мы прикрутили болтами к самодельному верстаку. Станок работал от дизельного двигателя. Моджахеды были уверены, что врага в пределах слышимости нет, но всё же мы глушили шум двигателя, укутывая его джутовой мешковиной, оставляя лишь отверстия для воздуха и выхода отработанных газов. Тот же двигатель приводил в действие шлифовальный круг и скоростное сверло.
Имея это оборудование, мы могли ремонтировать оружие, а иногда приспосабливать его для разных новых целей. После самолётов и танков самым эффективным боевым оружием в Афганистане оказались русские 82-миллиметровые миномёты. Партизаны их покупали, похищали или захватывали в рукопашном бою, нередко жертвуя человеческими жизнями. И тогда это оружие обращалось против русских, которые ввезли его в страну, чтобы завоевать её. В наших мастерских миномёты разбирали, ремонтировали и упаковывали в вощёные мешки для использования в районах боевых действий, иногда таких отдалённых, как Зарандж на западе и Кундуз на севере.
