Де Марвиль низко поклонился.
— Государь, — сказал он, — я сделал все, что мог сделать преданный подданный и верный слуга. Если мне не удалось исполнить ваше приказание, то лишь потому, что это оказалось невозможным.
Начальник полиции снова поклонился, на этот раз еще ниже, и промолчал.
— Государь, — продолжал маркиз д’Аржансон, слушавший Фейдо с явным нетерпением, — я умоляю ваше величество удостоить меня вниманием на несколько минут.
— Говорите, маркиз, — кивнул король.
— Государь, тридцать первого января, то есть три недели назад, в продолжение двадцати четырех часов в Париже случились четыре происшествия, равно и необычные, и важные. Первое — похищение и попытка убийства Сабины Дажé. Второе происшествие — пожар в особняке Шароле. Тут сомневаться не приходится — особняк поджег Петушиный Рыцарь, предварительно его ограбив. Письмо Рыцаря, письмо столь остроумно дерзкое — которое вы читали, государь, — явно показывает, кто совершил это преступление.
— О, если бы Петушиный Рыцарь нападал только на графа де Шароле, — сказал Людовик, — я предоставил бы им обоим возможность бороться и не занимался бы ни тем, ни другим.
— К несчастью, государь, Рыцарь занимается не только графом. Тридцать первого января — ваше величество, вероятно, это помнит — я узнал, что агент Польши, посланный к его высочеству принцу Конти, должен прибыть инкогнито в Париж ночью через Венсенскую заставу.
— Итак, — продолжал д’Аржансон, — получив это известие как министр иностранных дел, я должен был принять меры. Я поручил месье Фейдо де Марвилю арестовать этого польского агента так, чтобы тот не смог встретиться ни с кем. Вашему величеству известно, что случилось. В карете при задержании находился мужчина, а из нее вышла женщина. На другой день польский посланник приехал ко мне требовать немедленного освобождения его соотечественницы, которая, как он утверждал, являлась графиней Потоцкой. Графиня осталась в Париже и принята в лучшем обществе. Ничто не подтвердило политического обвинения, предъявленного ей; согласно полученному мной донесению, польский агент направлялся в Париж с полномочиями звать на польский престол принца Конти, что было бы очень важно, но, повторяю, ничто не подтвердило этого обвинения. Вчера я получил записку с совершенно таким же содержанием, как и в прошлый раз, где меня уведомляли о приезде польского агента. Я обнаружил ее на моем бюро, войдя утром в кабинет; никто из моих людей не мог сказать, кто принес эту записку, словно она упала с потолка или влетела в печную трубу. Я распечатал эту записку, как и первую. Почерк был тот же, только первая была безымянная, а вторая подписана именем…
— Каким? — живо спросил король.
— Петушиного Рыцаря, государь.
— Где эта записка?
— Вот она.
Маркиз подал королю сложенную бумагу, которую вынул из кармана. Людовик XV развернул ее и пробежал глазами убористые строки письма, потом, обернувшись к епископу де Мирпуа, прочел вслух:
— «Маркизу д’Аржансону, министру иностранных дел. Монсеньор, когда я вам писал в прошлый раз, для того чтобы вы приняли предосторожности относительно польского агента, я полагался на административную смышленость французской полиции. Мои опасения подтвердились… относительно успешности людей, желавших обмануть эту полицию, которая не приметила ничего.
Мнимая польская графиня — на самом деле австрийский агент Богенгейм — уехала сегодня утром.
Для того чтобы убедить вас в справедливости моих утверждений, я предоставлю вам доказательство. Почтовый экипаж, в котором Богенгейм въехал в Париж и который был задержан Марсьялем и обыскан, остался в гостинице, в которой жила мнимая графиня Потоцкая. Пошлите за этим экипажем. Когда его доставят в ваш особняк, приподнимите переднюю скамейку, надавите пальцем медную кнопку, поддерживающую подушку, и вы почувствуете, как кнопка начнет опускаться. Тогда поверните ее слева направо, потом опять надавите, кнопка откроется, и вы увидите отверстие трубки. Подуйте в это отверстие — в скамейке откроется проем и обнаружит квадратное, довольно большое и разделенное надвое отверстие. Это отверстие ведет в довольно большую трубу, которая сообщается с осью передних и задних колес с помощью другой трубы такого же сечения, проходящей через рессоры и потому невидимой. В оси передних колес имеется механизм, приводимый в действие движением экипажа, который может изрубить и истолочь любой предмет. Труба оси задних колес сообщается с двойным дном кузова кареты. Положите большой кусок сукна или какую-нибудь одежду в трубу и приведите в движение карету: одежда или сукно сотрутся, и через несколько минут упадут мельчайшими кусочками под ось и развеются ветром. В нижней части положите сверток бумаг, который мог бы войти в отверстие трубы, потом поверните кнопку справа налево: сверток исчезнет и попадет в двойное дно кареты. Поверните, напротив, слева направо — и сверток снова появится.
Проделав этот опыт, вы легко поймете, монсеньор, каким образом арестованный Марсьялем мужчина сумел уничтожить мужскую одежду и переоделся в женское платье, а также каким образом секретные бумаги могли быть скрыты от вас.
Теперь, господин министр, когда обстоятельства, счастливые для меня, свели меня с вашим превосходительством, я надеюсь, вы поймете и оцените услуги, которые я могу вам оказать. Я надеюсь также, что вы захотите впредь вспомнить обо мне и не забудете меня при некоторых обстоятельствах. Я подчеркиваю слово «некоторых», и вы скоро поймете почему.
Я узнал, что Марсьяль, обвиненный в измене, заключен в крепость. Невиновность этого честного солдата легко доказать механизмом кареты, и я не сомневаюсь, что ему немедленно будет предоставлена свобода.
Марсьяль несколько раз преследовал меня чрезвычайно толково. Если он меня не поймал, это не его вина. Желаю, чтобы это признание принесло ему пользу.
Мое предыдущее письмо было безымянным. Это послание я подписываю. Примите, монсеньор, выражение неизменной преданности и глубокого уважения от вашего нижайшего и покорнейшего слуги,
Петушиного Рыцаря.
Париж, 26 февраля 1745 года».
Внизу имелась приписка, которую король также прочел:
— «Что касается адреса моей квартиры, то полагаю, что господин де Марвиль будет в состоянии доставить этот адрес монсеньору, как только я дам возможность одному из его толковых агентов получить двести луидоров, обещанных в награду тому, кто меня выдаст».
XIV. Письмо
Король бросил письмо на стол.
— Этот негодяй остроумен и дерзок, — заметил он. — Можно предположить, что он был пажом. Месье д’Аржансон, вам остается только одно: захватить этого Рыцаря и послать его нашему знаменитому кузену и союзнику, королю прусскому. Фридрих любит философов и умных людей, а этот доказал, что обладает философским складом ума. Что вы сделали после получения этого письма? — спросил король, переменив тон.
