Марина поняла, что сейчас разрыдается, к изумлению Глэдис, которая шумно растапливала камин. Она принялась яростно тереть глаза кулаками, загоняя слезы внутрь и делая вид, будто только что проснулась от шума, поднятого горничной.
Глаэдис подала ей завтрак и продолжила свою суету у камина, топоча, как молодая кобылка в стойле.
Марина хмуро взглянула на нее:
– Небось с потолка внизу побелка сыплется. Топай потише!
– Ой, прошу прощения у вашей милости, – воскликнула Глэдис. – Просто-напросто я еще не привыкла к этим туфелькам… я ведь надела их в первый раз.
– Так у тебя новые туфли?! – оживилась Марина, как всегда оживляются женщины, когда речь заходит об обновке – безразлично, своей или чужой. – А ну, покажи!
Глэдис, которая уже нетерпеливо комкала передник, вмиг вздернула юбки, выставив тоненькие ножки, обтянутые полосатыми, домашней вязки чулками и обутые в отличные, можно даже сказать, нарядные кожаные, с пряжками туфельки на французском каблучке. Туфли были сшиты с необычайным изяществом, их носить пристало настоящей даме… каковой они, верно, и принадлежали прежде: приглядевшись, Марина обнаружила, что кожа на носках потерта, а на левой ноге каблучок скошен.
– Ну конечно, они вовсе не новые, – сказала и Глэдис. – Однако же мне бы отродясь и таких-то не нашивать, кабы не леди Джессика. Она, видите ли, частенько дарит служанкам туфли, потому что быстро их снашивает.
– Отчего же так? Ходит много?
– Не больше других, – пожала плечами Глэдис, выставляя ножку и оглядывая стоптанный каблучок. – Однако же все ее левые туфельки вот этак стоптаны: леди Джессика, известное дело, хромоножка.
– Да ну! – изумленно всплеснула руками Марина. – Быть того не может!
– Между нами говоря, мисс, коли уж пошел такой разговор, – сказала Глэдис, глядя на нее с тем видом превосходства, который свойственно принимать слугам, проведавшим о том, что господам неведомо, – между нами говоря, вы ведь вообще ничего и никого не замечаете, кроме…
Она осеклась и так рванула с кровати поднос с завтраком, что едва не вывалила на Марину недоеденные лепешки. Впрочем, та успела вцепиться в поднос с другой стороны и удержать его.
– Кроме?.. – повторила она.
Глэдис поджала губы, явно не намереваясь продолжать, и снова потянула поднос, однако Марина держала крепко.
– Кроме?.. Ну, говори! – молвила она тихо и, как ей показалось, совершенно спокойно, однако губы ее вдруг похолодели. Верно, Глэдис учуяла недоброе в этом спокойствии, потому что в голубеньких английских глазках заплескался страх, а сдобные щечки залились румянцем.
– Да я ничего не хотела сказать, мисс… – залепетала она, так и извиваясь, так и переминаясь, однако ей не удалось спастись от жгучего Марининого взгляда, и она все же выдохнула обреченно: – Кроме милорда, сэра Десмонда.
Марине от этого наглого – и такого правдивого! – обвинения невольно выпустила поднос. Глэдис схватила его и ринулась было прочь из комнаты, но вдруг оглянулась и сочувственно прошептала:
– Простите, что я осмелилась, мисс, однако же вы… вы так добры всегда, что мне хотелось вам как-нибудь помочь.
– А это так сильно заметно, да? – тихо спросила Марина, с трудом поднимая глаза.
Глэдис кивнула:
– Заметно, мисс. У нас давно девушки говорят: не диво, мол, что Агнесс волосы на себе от злости рвала, коли милорд в замок другую привез!
– Агнесс? – с брезгливым удивлением повторила Марина. – Однако же она, вроде бы не была милордом обижена?
– Да ведь, воротясь из своего путешествия, милорд к себе Агнесс ни разу не допустил! – воскликнула Глэдис. – Слухи ходят, что она чуть ли не вовсе голая по замку бегала, лишь бы его прельстить, и сама, без зова, являлась к нему в комнату, а он ее выставлял прочь. Оттого она и прицепилась к Хьюго! – Глаза Глэдис мстительно блеснули. – Вот Господь ее и наказал за распутство.
– Выставлял прочь?! – с трудом выговорила Марина. – Да нет, ты, верно, шутишь…
У нее захватило дыхание, счастье налетело подобно вихрю, закружило, лишило сил. Руки так затряслись, что она спрятала их под одеяло.
Десмонд… милый, ненаглядный ее супруг хранил ей верность! О Господи, спасибо тебе. Путы глупых недоразумений оплели двух людей, алчущих друг друга, и едва не разлучили их навеки. Но теперь все! Теперь все выяснилось! Ах, бедная Агнесс… как она, должно быть, ненавидела «русскую кузину»! Десмонд не изменял Марине! Теперь понятно, почему он с таким пылом набросился на нее в парке: изголодался по ней так же, как она по нему. Но конец несчастьям, недоразумениям, тоске!
Она была так счастлива в этот миг, что даже опасные тайны, клубившиеся вокруг Макколкастл, казались ей не стоящими внимания пустяками. Она сейчас же пойдет к Десмонду и скажет… скажет: «Довольно нам мучить друг друга! Зачем еще чего-то ждать? Я больше не могу таиться. Я люблю тебя. Я твоя, и готова всему миру сказать об этом – хоть сейчас. Мы можем подождать до 31 июля, чтобы объявить о своей любви, но ты должен знать, что я готова принадлежать тебе во всякий час и во всякую минуту, едва ты пожелаешь меня!»
Марина утерла глаза. Она и не замечала, что плачет, но это были слезы счастья.
– Ох, Глэдис, – всхлипнула она и засмеялась враз. – Не обращай внимания. Это ничего. Спасибо тебе за то, что ты сказала!
– Не за что благодарить меня, мисс, – решительно покачала головой Глэдис. – Не за что! Ах, если бы вы знали… если бы только знали!
Она махнула рукой и снова пошла к двери, но Марина выскочила из постели и преградила ей путь.
– Нет уж, погоди, не уходи! Договаривай! – грозно сверкнула она глазами, и Глэдис, брякнув поднос на столик, стиснула руки на груди.
– Зря вы допытываетесь, мисс, – шепнула она, глядя на Марину с жалостью. – Лучше вам и не знать ни о чем.
– O чем, ну?! – воскликнула Марина так яростно, что горничная сдалась:
– Беда в том, что вы опоздали, мисс. Милорд Десмонд – он, может быть, и имел на вас виды, да все это в прошлом. Его уже другая к рукам прибрала.
– Другая? – слабо шевельнула губами Марина. – Ты с ума, что ли, сошла?
– Не у меня, а у вас, мисс, верно, в уме помутилось, коли вы ну ровно ничего вокруг не видите! – вышла из себя Глэдис, от возмущения забыв о всяких приличиях. – Я вам еще когда говорила: леди Джессика не по себе дерево хочет срубить и на молодого лорда заглядывается. Вы меня на смех подняли, а теперь… а теперь… – Она замялась было, как бы не решаясь продолжать, но, не выдержав взгляда Марины, сунула руку в карман и вытащила листок бумаги, сложенный вчетверо. – А теперь поглядите-ка вот на это!
– Что это? – выдохнула Марина, глядя на листок с таким ужасом, словно он шипел и готов был ее укусить.
– Да ничего особенного, кроме как письмо леди Джессики к милорду, – буркнула Глэдис. – И, если я не спятила, это не простое письмо, а любовное!
