Я хочу сказать следующее. Иногда, может быть, даже часто, высказанное утверждение, которое в данный момент не соответствует истине, помогает сделать это истинным в будущем. Это результат разных сил, которые приводят в действие ложное утверждение, становящееся, таким образом, истинным. Оправдывает ли этот самореализующийся процесс факт обмана? Ответ на этот вопрос зависит от ваших взглядов на этику и обоснованность лжи. Но не приходится сомневаться, что иногда ложь становится правдой в силу того, что ее высказали и в нее поверили – иногда с положительными последствиями для компаний и лидеров.
Есть как минимум еще одно положительное последствие обмана – способность добиться чего-то, предупреждая возражения и протесты, которые могут возникнуть, если люди узнают правду о происходящем и ваших намерениях. Например, Джон Кеннеди, когда его администрация готовила вторжение в залив Свиней, заверил американцев, что планов вторжения на Кубу нет, а Франклин Рузвельт в 1940 г. убеждал народ США, что у него нет планов отправлять американские войска на войну, разгоравшуюся тогда в Европе. Но, пожалуй, классический случай лжи и ее положительных последствий для деятельности президента – это Авраам Линкольн. Мэг Мотт, преподаватель политологии в колледже Марлборо, описывает Линкольна как искусного обманщика, лгавшего во благо. По словам журналиста Джона Блейка:
Линкольн лгал о том, ведет ли он переговоры с Югом о прекращении войны… Он лгал о своих взглядах на рабство. Он говорил своим американским общественным и политическим союзникам, что не верит в политическое равенство для рабов, потому что не хотел слишком опережать общественное мнение, как пишет Мотт
[213].
Чтобы солгать, нужны двое
Однажды Шеррон Уоткинс, вице-президент по корпоративному развитию компании Enron, отправилась к генеральному директору Кеннету Лею, чтобы поговорить о том, что ее беспокоило. А беспокоил ее стремительный и неконтролируемый рост числа дочерних компаний, единственная цель которых – ввести в заблуждение инвесторов и искусственно завысить показатели ожидаемой прибыли и цену акций Enron. В награду за бдительность Энди Фастов, финансовый директор компании, предпринял все, чтобы Шеррон уволили. Это не редкость. В конфликте между деньгами и правдой все решают деньги – в случае с Enron это были огромные состояния, которые на протяжении десятков лет зарабатывали топ-менеджеры корпорации, скрывая это подделкой бухгалтерских документов
[214]. Никто не хочет слышать, что золотые яйца, которые несет гусыня, на самом деле не золотые, поэтому люди постоянно закрывают глаза на ложь и искажения – одни по равнодушию, другие сознательно.
В обмане обычно участвуют две стороны, взаимодействующие друг с другом, – тот, кто лжет, и тот, кто подает сигнал о том, что хочет быть обманутым. В масштабной схеме Понци и финансовом мошенничестве Бернарда Мэдоффа некоторые люди, знавшие, что прибыль и ее неизменное постоянство слишком хороши, чтобы быть правдой, тем не менее решили не приглядываться к реальному положению дел в надежде, что это правда. Главы компаний, которые получают чрезмерно оптимистичные прогнозы продаж, часто надеются, что они сбудутся, и не задают слишком много вопросов. Во многих отношениях человек – соучастник собственного обмана. Это, безусловно, справедливо и в отношении индустрии лидерства. Люди, желающие верить в лучшее по отношению к другим и миру в целом, не только ничего не замечают, но и сигнализируют, что хотят слушать мифы и сказки, ставшие неотъемлемой частью лидерства. И получают желаемое.
Мы сопричастны к обману и в другом смысле: когда мы обнаруживаем, что нас обманывали, у нас есть выбор: продолжать общаться с обманщиком, вести с ним дела и никак не наказывать лжеца или поступить наоборот. Конечно, если люди каким-то образом связаны с обманщиком, им это, должно быть, приносит какую-то выгоду, поэтому ждать, что они попытаются разоблачить ложь, наивно. Это одна из причин, почему люди продолжают лгать: по большому счету, до этого никому нет дела – по крайней мере до того, как это повлияет на последующие действия людей.
Механизм реакции окружающих на лидеров-лжецов широко изучается в связи с проблемой потребительского выбора – в частности, в одном инновационном исследовании ставилась цель разобраться в «том, как рассуждают потребители, поддерживая общественных деятелей, совершивших аморальный поступок»
[215]. Исследование выявило два разных процесса эмпирической поддержки. Первый – моральная рационализация, «процесс реконструкции аморальных действий как менее безнравственных с целью поддержать того, кто поступил безнравственно»
[216]. Небольшие искажения в финансовых отчетах – ну что ж, многие люди и компании так поступают, ничего страшного. Перспективное программное обеспечение, которого не существует, – потребители уже готовы к этому, да и никому от этого нет вреда. В общем, вы поняли.
Второй процесс, называемый авторами «моральным разъединением», – это «психологический процесс разделения, при котором люди выборочно разделяют оценку результата от моральной оценки»
[217]. Так, супружеские измены игрока в гольф Тайгера Вудса рассматриваются как не имеющие отношения к его спортивному мастерству, а про интрижку Билла Клинтона с Моникой Левински можно сказать, что она не умаляет его достижений во внешней политике и экономике.
Это исследование подтверждает мою мысль о соучастии наблюдателей в создании и сохранении культуры безнравственности или, если вернуться к теме этой главы, – культуре лжи. Наше стремление всему находить оправдание, разделять оценки результатов и моральные оценки, чтобы можно было продолжать делать то, что мы хотим, и объясняет отсутствие наказания за ложь. А если учесть позитивные причины обмана – создание реальности, в которой то, что изначально было неверным, становится верным, – и практическое отсутствие каких-либо санкций за ложь, тогда с какой стати мы должны ожидать, что лидеры и вообще кто угодно будут вести себя как-то иначе?
Теперь, когда я добрался примерно до середины этой книги, полагаю, будет полезно сделать обзор пройденного – что особенно важно с учетом темы этой главы. Многих инстинктивно отталкивает идея обмана, стратегического искажения, лжи – называйте это как хотите, – и в результате они судят собственное лукавство не так сурово, как лукавство других. Нас учат говорить правду, и мы сами хотим думать о себе как о честных и порядочных людях, поэтому многие из нас закрывают глаза на собственные неблаговидные поступки, одновременно соглашаясь с общепринятыми правилами о том, как следует вести себя лидерам и другим людям в целом.
