Манфрид сорвал завесу.
– Ну, что скажешь?
Самая красивая женщина, какую только видел в жизни отвратительный грабитель могил, подняла глаза. Ее стройное тело частично прикрывали грязные одеяла. Гегель и Альфонсо тоже хотели заглянуть внутрь, но его квадратные плечи надежно перегородили узкий дверной проем. Бледное бедро сияло, точно луна; оглядывая восхитительный контур ее тела под тканью, Манфрид уверился, что под одеялами на ней ничего нет. Женщина лукаво улыбнулась, блеснули ее черные волосы, и Манфрид вдруг почувствовал, что должен извиниться, хоть и сам не знал за что. Прежде чем он успел заговорить, красавица поднесла палец к темным губам и все они услышали негромкий стук во входную дверь.
Гегель и Альфонсо бегом ринулись обратно в главный зал, а за ними с горечью двинулся и Манфрид, обещая своим глазам, что скоро они снова узрят ее. Она пахла иначе, чем любая другая женщина, и несмотря на спешку, с которой Гегель и Альфонсо побежали к двери, он не мог выбросить ее из головы. Прежние события этой ночи вдруг почти забылись, а обычно острый слух оставался глух к воплям вокруг.
– Манфрид! – рявкнул ему прямо в лицо Гегель.
– А?
Манфрид попытался привести мысли в порядок.
Он здесь!
Встревоженный равнодушием брата Гегель выпучил глаза.
– Веруй, – мечтательно улыбнулся Манфрид, но затем стряхнул видение. – А ну, заткнитесь все!
В комнате воцарилась тишина, которую нарушал только Эннио, стонавший у очага, сжимая обеими руками бутылку. Стук не повторялся, но что-то засопело у нижней части двери, так что снег полетел в щель. Гроссбарты подошли ко входу, за ними последовал пьяный Альфонсо с мечом и лучиной. Некоторое время они просто стояли, затем Манфрид заставил себя действовать.
– Чего ты хочешь? – закричал он.
– Впустите меня, – взмолился голос.
– Зачем? – спросил Манфрид.
– Тепло. Христианское милосердие. Клянусь, я не причиню вам вреда.
– Ага, и кто ты такой, откуда взялся? – поинтересовался Манфрид.
– Меня зовут Фолькер, я живу на краю города. Я прятался все это время. Пожалуйста, впустите меня!
– Хрен там, ты тот же самый драный демон! – выкрикнул Гегель.
– Демон? Демон! – Фолькер принялся колотить в дверь. – Так впустите меня ради Христа-младенца! Душе моей грозит погибель, и если он ее заполучит, и вашим гореть за то, что не помогли мне!
– Может, открыть дверь и посмотреть? – спросил Альфонсо, переводя взгляд с одного Гроссбарта на другого.
– Я не удостою эту чушь ответом, скажу только: да клянусь вонючей могилкой своей матери, ты совсем тупой? – проговорил Манфрид, а затем добавил громче: – Дай нам переговорить, Фолькер!
– Только быстрее!
Манфрид вернулся в центр зала, за ним поспешили Гегель и Альфонсо.
– Слушай, – сказал он брату на их семейном языке, – он пытается хитростью пробраться внутрь, значит, он слишком слабый, чтобы просто высадить двери. Выждем до рассвета, и он в пыль обратится на солнце.
– Ты уверен? – спросил Гегель.
– Что вы говорите?
С каждым новым поворотом событий напряжение Альфонсо росло, и совет, в котором он не мог понять ни слова, не пришелся ему по вкусу. От взглядов, которыми прожгли его братья, язык у итальянца отнялся, так что он пошел в угол к Эннио и попытался успокоить несчастного. Пропитанный алкоголем мозг Альфонсо отказывался работать; он просто отпил немного из бутылки Эннио.
– Демоны не выносят солнечного света, это тебе любой ребенок скажет, – настаивал Манфрид.
– А как же демон из леса? Он солнце вроде даже любил, – возразил Гегель.
– Погоди, ты настаивал, что это был не демон.
– Ведьма мне сказала, что он раньше был человеком. Хочешь душу свою поставить на слово ведьмы или детскую сказку? – Гегель покосился на дверь. – Нужно было в снегу круг начертить вокруг таверны, и дело с концом.
– И чем это отличается от моего так называемого суеверия? – возмутился Манфрид.
– Это факт! Нам же дядюшка рассказал.
– Ты этому куску навоза решил поверить? Кстати, если это правда, можем вокруг себя и здесь круги начертить.
– Остановите его! – завопил Эннио. Обернувшиеся Гроссбарты увидели, что Альфонсо присел у входной двери, прижав ухо к створке.
Братья бросились к нему, но прежде чем они успели сделать три шага, безумец отбросил засов в сторону. Дверь с грохотом распахнулась, и снег взвихрился вокруг маниакально хохочущего Альфонсо. Позади него в дверном проеме темнел силуэт, увидев который Гроссбарты резко остановились, а крик Эннио оборвался.
– Видите, Гроссбарты? – взвизгнул Альфонсо. – Думаете, можете убить моего брата и сохранить жизнь? Думаете, сможете убить меня? Он дал мне слово!
Левый глаз Альфонсо вдруг вылетел из глазницы в потоке крови. Челюсть у него отвисла, и изо рта вывалились смятые остатки мозга, поскольку всю затылочную часть черепа ему проломила темная фигура. Итальянец замертво рухнул на пол у ног нападавшего.
В зал на задних ногах вошел боров с кладбища; к его левому переднему копыту прилипли кусочки костей и волос Альфонсо. Черные глаза сверкнули, и боров легким ударом копыта захлопнул за собой дверь. Гроссбарты уже навидались безумных кошмаров, но почему-то сравнительно простое зрелище – животное, которое ходит, как человек, – ошеломило их. Но не Эннио, который полз в сторону коридора, отказываясь смотреть на демоническую тварь.
– Гроссбарты, – проговорил боров, облизывая зубы.
Прежде чем они отправились в путешествие по горам, такое зрелище вызвало бы у братьев приступ неконтролируемой паники, но, пережив недавно не менее жуткие события, они кое-как устояли. Гегель часто задышал, поле его зрения резко сузилось, а меч дрожал в руке. Манфрид держал лучину крепче, чем булаву, которая тряслась, как и он сам. Боров сделал еще один шаг, копыто глухо стукнуло по доскам, и братья отреагировали.
Манфрид бросил лучину в демоническую свинью и пустился наутек, а Гегель кинулся на зверя. Из рыла вырвалось облако темно-оранжевого тумана, которое окутало Гегеля, принявшегося рубить тварь мечом. Оказавшись в коридоре, Манфрид понял, что брат за ним не последовал, и вернулся в зал, захлопнув дверь, чтобы Эннио не сбежал без них. Копыта врезались в ослепленного Гегеля, но и его меч попал в цель, так что зверь покатился по полу. Гроссбарт зашатался, задыхаясь и кашляя в зловонном облаке.
– Брат! – позвал Манфрид, но Гегель будто не слышал, согнувшись вдвое от боли.
Боров вновь поднялся на задние ноги, но копыто, которым он убил Альфонсо, осталось лежать на полу, там, где его отсек клинок Гегеля. Демонический кабан бросился на своего охваченного рвотными позывами противника, но Манфрид перехватил его, метнув бутылку, которая разбилась чуть выше копыта, так что зверь повалился рядом с Гегелем. Демон попытался ухватить его за сапог зубами, но Гегель вслепую отшвырнул кабана ударом ноги, однако и сам упал.
