Гегель кивал и повторял раз за разом «аминь», но внимание Манфрида вновь привлек бассейн, и в нем он увидел ее – впервые с момента приезда в Венецию. Не издав ни малейшего плеска, она вынырнула из-под воды и уложила руки на край ванны, опершись на них острым подбородком. Миндалевидные глаза моргнули, по лицу и волосам на скрытую бортиком грудь катились крупные капли. Затем женщина улыбнулась и беззвучно скрылась под поверхностью, прежде чем Манфрид успел разглядеть ее. Он понял, что женщина, наверное, голая, и нервно покосился на Барусса и Гегеля, которые уже оба перешли на крик.
– И кровь, и пламень от Девы Марии! – голосил Гегель.
– И луна падет, и поднимутся волны, чтобы поглотить цветущие Содомы! Авиньон и Рим, Париж и Прагу! Мюнхен и Лондон! Иерусалим, и Каир, и Константинополь! Равно языческий Восток и еретический Запад! Проклятье им всем!
– Проклятье им всем!
– Проклятье, – сглотнул Манфрид, а потом увидел, как статуя Пресвятой Девы вдруг прыгнула на них: – Проклятье!
– Прозрение ждет вас, Гроссбарты! – взревел Барусс, схватив обоих покрепче, чтобы братья не пустились наутек или не принялись бить ожившую статую.
Предосторожность оказалась излишней, поскольку ветерок, взъерошивший им бороды, открыл истину. Опытные Гроссбарты взялись за Деву Марию и вытащили ее наружу, так что уставший Родриго сумел выбраться из потайного хода. От него несло рыбой и плесенью, но холодное выражение лица юноши потеплело, когда капитан обнял его.
– Успех, сын мой? – спросил Барусс, сжимая Родриго.
– Успех, – пискнул тот, и на глазах у него выступили слезы – скорее от слов капитана, чем от его медвежьих объятий. – Вот он.
Барусс отпустил молодого человека и повернулся к новому гостю, которого уже некоторое время рассматривали Гроссбарты. Жилистый мужчина моргнул и откинул редкие пряди волос с бесцветных глаз. Братья сразу опознали в нем сильного и ловкого, несмотря на возраст, зверя. Капитан и незнакомец смерили друг друга взглядами, и на губах Барусса заиграла слабая улыбка.
– Капитан, – начал гость, но Барусс уже подхватил его и с хохотом завертелся на месте.
– Анджелино! – вскричал Барусс, когда сумел совладать с радостью и поставил друга на место. – Сколько лет, сколько лет!
– Не по моей вине, капитан, – подмигнул Анджелино.
– Алексий, для тебя – Алексий!
– А для тебя, выходит, капитан Анджелино, если мальчик не соврал, – ухмыльнулся тот.
– Вот так так, – притворно поразился Барусс. – Капитан, значит? Доброе дело, хоть я и предпочел бы снова видеть тебя своим первым помощником на старой посудине, кабы время позволило.
– Снаряжение поплоше, да и имя потише, но если у нас вправду остался один день, можно выкопать несколько старых косточек да просушить, чтобы вышли с нами. Племянник его говорит, что Серджио не вернется еще несколько недель, это вдвойне плохо, потому что он внимательнее меня следил, куда занесло кого из прежней команды за годы…
Анджелино вдруг замолк и взглянул через плечо Барусса, а затем побледнел и влепил другу пощечину. Только когда он взорвался потоком итальянских слов, братья осознали, что оба прежде говорили по-немецки. Все лицо Барусса побагровело вслед за щекой, и он замахнулся, чтобы смести меньшего моряка, который продолжал орать и обвиняющее тыкать пальцем в лицо Баруссу. Родриго увидел, к чему идет дело, схватил Анджелино и оттащил назад. Гегель понимал, что нельзя трогать дрожавшего капитана, просто встал перед ним и протянул бутылку.
– Выпивка все исправит, – заявил Гегель. – Почему вы сперва говорили как положено, а потом переключились на папский, а?
Барусс наконец выдохнул – впервые с того мига, как получил пощечину, – перевел взгляд на Гегеля и выхватил у него бутылку. Анджелино сбросил с себя Родриго и теперь распекал юношу, то и дело тыкая пальцем в Гегеля и капитана. Барусс одним махом опорожнил всю бутылку, так что красное плеснуло ему на бороду и сапоги. Затем выронил ее, оттолкнул Гегеля, затем Родриго, а потом обнял Анджелино и зарыдал так, будто только что осиротел. Родриго поспешно отступил к Гегелю и отвел его к узкому окну, выходившему в сад, и обоих вдруг чрезвычайно заинтересовал вид, пока Барусс всхлипывал и истекал соплями на плече Анджелино, ярость которого миновала так же быстро, как и гнев капитана.
Гегель уставился на освещенный фонарями сад и отблески на воде бассейна, в котором они с братом втихаря учились плавать, когда все в доме спали. Оглянувшись на комнату, он увидел, как Манфрид присел у края огромной ванны. Сдержав собственную ярость, он сумел пересечь спальню, не привлекая внимания Барусса и Анджелино, которые теперь шепотом клялись друг другу в чем-то.
– Ты что делаешь? – прорычал Гегель, заметив под водой призрачный силуэт.
– Просто смотрю, – пробурчал Манфрид, отводя взгляд и неуклюже засовывая что-то в свой мешок.
– Держитесь оттуда подальше, – окликнул их Анджелино, и все вернулись к алтарю.
– Даю слово, даю слово, – пробормотал Барусс, усевшись на сундук.
– Конечно, – кивнул Анджелино. – Значит, эти ребята сейчас пойдут со мной?
Гроссбарты посмотрели на капитана, который кивнул, но взгляда на них не поднял.
– Мне нужно, чтоб они вернулись сюда до рассвета.
– А это – тот самый сундук? – улыбнулся Анджелино.
– Да, – сказал Барусс, устало поднялся и похлопал Анджелино по руке – к нему явно возвращалось хорошее настроение. – Он как есть. И помни: чем меньше, тем лучше. И меньше лишних ртов.
– С этого конца я наберу воды и припасов, а также немногих ребят, на которых можно положиться в таком рейсе.
– Анджелино, – нервно сглотнул Барусс, – я собираюсь отомстить дожу, а значит, за нами будут охотиться, если мы не вернемся с армией за плечами. Ты в деле?
– Без вопросов, – кивнул Анджелино. – Давай-ка глянем, что у тебя тут.
В сундуке оказались сложены золотые слитки. Гегель и Манфрид узрели, как благословила их Милосердная Дева, и беззвучно вознесли Ей благодарственную молитву. А потом принялись паковать бруски в кожаные сумки, которые приготовил для них Барусс, пока в сундуке не осталось ни крупинки желтого металла. Родриго и Анджелино не смогли бы унести столько, и это более чем устраивало Гроссбартов. Оставив капитана готовиться к завтрашнему дню, они спустились следом за Родриго по железным скобам в каменной трубе за спиной Девы Марии.
Металлические ступеньки поросли мхом, а сумки оказались очень тяжелыми, так что Родриго дважды чуть не свалился, но сумел вовремя ухватиться. Ведущий из ванны акведук выходил в эту же шахту, поэтому в нос Гроссбартам ударил привычный запах плесени. С сапог Анджелино на голову Манфрида градом сыпался мусор; Гроссбарт начал спешить, и, соответственно, увеличилось количество грязи, которую он сам сбрасывал на брата.
Вокруг послышался плеск бегущей воды, а потом у Гегеля чуть не подкосились колени, когда он нащупал ногой скользкие камни вместо следующей скобы. Родриго ударил кремнем по огниву и всех ослепил. Однако фитиль разгорелся, только когда Манфрид и Анджелино тоже достигли дна.
