– Катись к черту, – сплюнул тот. – Следи, чтобы этот ублюдок и ножа не получил, пока он на этой лодке.
– Почему ему не дать ножа? – спросил Рафаэль, осторожно прикоснулся к сломанному носу и поморщился.
– Потому что ему нельзя доверять! – огорченно покачал головой Манфрид.
– Да, так почему ему не дать ножа? – повторил Рафаэль и провел пальцем по горлу.
– Потому что Гегель ему грехи отпустил, а мы ведь не чертовы убийцы! – ответил Манфрид и постучал пальцем по лбу Рафаэля. – А теперь давай, живенько помоги мне распять этого француза.
– Хвала Пресвятой Деве! – сообщил о своем присутствии Аль-Гассур, который сумел проглотить горькое разочарование. – Благословенна Она и благословенны Ею вы, а также и я! Чудо!
Якобы чтобы помочь набрать веревок и поднять на рей шевалье Жана, Аль-Гассур подобрался ко всеми забытому капитану Баруссу. Он видел произошедшее с того места, где его бросили – между мачтами, и несколько раз служил препятствием, о которое спотыкались участники боя. Спокойный взгляд и безучастное лицо дрогнули при появлении араба. Улыбка рассекла опухшее лицо, а на глазах капитана заблестели слезы.
Обнаружив, что шевалье Жан выбросил в море все припасы, включая личные запасы братьев, которые лежали в мешках на их койках, Манфрид перерыл все сумки в кают-компании и обыскал другие койки в поисках заначек с сыром или сосисками. Он отыскал довольно еды, чтобы ему хватило на день, и вновь проклял их недавнюю беспечность. Нужно было припрятать провизию на такой идиотский случай! Приглядывая, чтобы никто не подошел к трапу, он чуть отпил из своего личного бурдюка, погонял воду во рту и прикрыл глаза. Затем наполнил ведро пивом из бочонка и возблагодарил Пресвятую Деву за то, что он не перевернулся, как бочка с водой.
XXV
Скучное море
Гегель довольно быстро оправился настолько, чтобы командовать остальными, но игра солнечного света на парусах и мягкая качка отвлекли его. Рафаэль и Лючано использовали две петли, предназначавшиеся для Гроссбартов, чтобы закрепить руки мессера Жана, а Мартин попытался исповедать обезумевшего от боли рыцаря. Не в силах распознать слова в тошнотворных звуках и испытывая отвращение от одного вида несчастного, Мартин быстро перешел к соборованию. Если бы Гегель заметил, что́ делает кардинал, он выбросил бы его за борт, но Гроссбарт погрузился в глубокую задумчивость, которая казалась ему вполне подходящей для человека, недавно восставшего из мертвых.
Когда Рафаэль доложил Гегелю, что шевалье Жан готов к экзекуции, Гроссбарт приказал отдать морю трупы Джузеппе и Леоне – после тщательного обыска обоих на предмет ценностей. На палубе вновь появился Манфрид, притащивший для брата ведро пива. Он заметил, что Аль-Гассур перешептывается со связанным Баруссом, и помог брату подняться, чтобы посоветоваться с капитаном.
– Еще одно чудо, – провозгласил Гегель.
– Рад, что ты пришел в себя, – сказал Манфрид.
Капитан сказал что-то Аль-Гассуру по-итальянски, и оба захихикали, глядя снизу вверх на Гроссбартов.
– Ага, понятно, – нахмурился Гегель. – Ничего подобного.
– Мой брат говорит, что вы оба – посмешища, – растолковал Аль-Гассур.
Манфрид же растолковал Аль-Гассуру, что молчание – золото, отдубасив араба так, что рука заболела. При первом ударе Барусс залился лаем, будто пес, и натянул веревки, клацая изломанными зубами на Гроссбартов. Гегель в ответ залил ему в рот вина. Почувствовав вкус, капитан успокоился и выгнул шею, чтобы было удобнее глотать.
Отправив араба пинком в сторону лестницы, Манфрид приказал ему спускаться вниз:
– Пришли Риго, чтобы помог вернуть капитана в его каюту.
– Барусс, – позвал Гегель. – Ты теперь в порядке, капитан?
Алексий оторвал губы от бутылки и плюнул вином в лицо Гегелю.
– Она мертва, – прошептал тот, – мертва, как и все, кто хотел нас погубить. А теперь мы плывем в Гипет. Уповай на Марию, капитан, уповай на Нее!
Барусс обмочился, его глаза закатились, а между сцепленных зубов сочилась красноватая слюна. Гегель вздохнул, но вид некогда великого человека, павшего так низко, почему-то напомнил ему о собственном голоде. Манфрид вернулся, прогнав араба, услышал, как урчит в животе у брата, и открыл свой мешок. Они присели с подветренной стороны от капитана, чтобы перекусить, а Лючано и Рафаэль спустились вниз, чтобы не просить Гроссбартов поделиться. Вскоре они вернулись, еще более бледные, чем прежде.
– Что моей собственной персоне есть? – спросил Рафаэль.
– На вот. – Гегель оторвал кусок сырного колеса и бросил наемнику. – Пей больше пива, не так живот сводить будет.
Шевалье Жан лениво покачивался между мачт, а Лючано принялся бить себя кулаками в голую грудь и что-то кричать по-итальянски. Гроссбарты расхохотались, хотя только сыр не дал Рафаэлю погрузиться в пучину истерики. Внизу он попытался добиться от Родриго сведений, как им ловить рыбу, но тот не мог или не хотел говорить, услышав от наемника о безумии прошедшей ночи и страшной перемене, приключившейся с капитаном. И то, что Лючано и Родриго – единственные люди на борту, которые хоть что-то понимали в мореплавании, – были настроены явно пессимистично, сильно тревожило Рафаэля.
Новое, ужасное чувство, рожденное убийством другого человека, смешалось в сердце Родриго с заботой о капитане. Чтобы избавиться от воя араба, доносившегося из кладовой, юноша в конце концов поднялся на палубу. Его опухшие глаза оказались не готовы к яростному сиянию солнца, и, когда они приспособились настолько, что Родриго смог, прищурившись, оглядеть палубу, он увидел, что усилиями оставшейся команды шевалье Жан оказался распят на рее фок-мачты. Оставив без внимания эту жестокость, он медленно подошел туда, где лежал капитан.
Связанный Барусс, пристально глядевший на море, не отреагировал на появление Родриго. Юноша присел рядом с ним на палубе и, сам не зная почему, положил голову на плечо капитану. Прикрыв глаза, он подумал, станет ли жизнь ему хоть когда-нибудь в радость. И вдруг Барусс вцепился зубами в его ухо.
Родриго резко отдернулся, оставив правую ушную раковину во рту безумца. Схватившись здоровой рукой за рану, Родриго с ужасом смотрел, как капитан жует. Затем юноша неуклюже пошел прочь, плача не только от обжигающей боли.
Увидев беду Родриго и бессознательно потрогав собственное укороченное ухо, Манфрид позвал Лючано и Рафаэля. Затем на глазах Родриго они размотали веревки капитана и отнесли его к лестнице. Барусс не хотел или не мог встать, его пришлось тащить на руках и спускать в кают-компанию. Когда все трое скрылись внизу, Родриго, спотыкаясь, двинулся на корму, где расположился кардинал Мартин. Оба молча смотрели назад, в ту точку, где изумрудное море встречалось с золотым небом.
Позднее в тот же день Гроссбарты заставили Родриго и Лючано проверить, что они не сбились с курса. Даже если бы кто-то из них разбирался в навигации, все карты улетели в соленую бездну вместе с припасами из кладовой. Поскольку все, кроме Аль-Гассура и Барусса, занимались парусами, два моряка могли быть уверены лишь в том, что корабль идет куда-то на юго-восток. Оба настаивали, что нужно срочно повернуть на север и отыскать землю, где можно пополнить припасы и набрать новую команду, но Гроссбарты даже слышать об этом не хотели, настаивая, что хватит одной веры.
