Графиня с легкостью преодолела и еще один великосветский барьер, отделявший знать от низкой публики. Версальские придворные с презрением отвергали язык буржуазии. Они говорили в нос, с подчеркнутым шипением произносили звук «С». Было модно опускать последние согласные в слове: дама носит не сумочку «сак», а «са». Ее супруг берет из табакерки не щепотку «табака», а «таба». Использовались архаичные варианты произношения и грамматических форм, тонкости, к сожалению, непонятные для людей, не знающих французского языка. Образовался даже специальный словарь, подобающий использованию придворными. Если не хочешь выглядеть белой вороной, надлежит употреблять определенные слова и фразы. Таким образом, не говорят о посещении драматургического театра, в обиходе именуемого «Франсэ», но «Комеди Франсез». Под запретом слово «подарок» – принято преподносить «презент». Пьют не шампанское, а «вино из Шампани». Придворные не пишут письма, а «ведут корреспонденцию». Обитатель Версаля не скажет «я подозреваю», но «мне кажется». Монету «луидор» следует называть «золотой». Надо сказать, что мадам Помпадур, женщина образованная, но выросшая в среде финансовой буржуазии, очень долго не могла привыкнуть к языку и словарю Версаля, употребляя слова, считавшиеся при дворе вульгарными. Как это ни странно, этого избежала мадам Дюбарри, которая прекрасно справилась со своей задачей, невзирая на то, что слегка шепелявила. Считалось даже, что это придавало ее речи особый шарм. Обычно приводят высказывание выдающегося французского политика Талейрана: «Хотя мадам де Помпадур была взращена (…) в финансовом обществе Парижа, каковое тогда было достаточно утонченным, она обладала довольно дурной манерой держать себя, привычкой говорить вульгарно, чего не сумела исправить даже в Версале. Она совершенно отличалась от мадам Дюбарри, которая, получив менее изысканное воспитание, сохранила достаточно чистый язык… Мадам Дюбарри (…) любила поговорить и также усвоила манеру забавно рассказывать всяческие истории».
Правда, иногда кое-какие выражения из более примитивного лексикона у нее проскальзывали, и тогда придворные недоброжелатели не скупились на суровость в своих суждениях. Как-то, когда за карточной игрой в фараон графиня, осознав, что проиграет, непроизвольно воскликнула:
– Ах! Je suis frite!
[39]
Кто-то из присутствующих вполголоса презрительно заметил:
– Сразу видно, что мать у нее кухарка.
Подобные булавочные уколы больно отзывались в сердце Жанны, но надо отдать ей должное – она никогда не предпринимала ни малейших попыток мстить злым языкам.
Как оно и положено, новая фаворитка немедленно обрела прозвища, которыми ее за спиной величали как при дворе, так и в народе. Наиболее распространенным прозвищем было «Котийон-III»
[40]. Позднее, когда выявилось пристрастие графини ко всякого рода пышным отделкам из газа, кружев и лент, ее прозвали «Аньес-помпон», что может быть переведено на русский язык как «Аньес-щеголиха».
«Графиня Жанна Дюбарри … всесильна. Она казнит и милует, заточает в Бастилию, назначает придворных, ссылает, разоряет и обогащает в зависимости от настроения, снов и примет. Она по-прежнему невежественна, хотя ее и обучают светила науки».
Звезда фаворитки действительно стремительно поднималась, тем более что ей представилось несколько случаев проявить свою природную доброту. Во время пребывания в Шуази графиня Дюбарри добилась помилования для бедной деревенской девушки Апполины Грегуа из Лианкура в Вексене, которая от связи с деревенским кюре родила мертвого ребенка. Дело в том, что в королевстве чрезвычайно строго соблюдался указ от 1556 года, согласно которому женщины под страхом смертной казни должны были заявлять о своей беременности. Указ был принят с целью предотвращения детоубийства и предотвращения сокращения населения страны. Бедняжка пишет челобитную о помощи мадам Дюбарри, переданную мушкетером; ее история настолько потрясла Жанну, что та немедленно пишет письмо канцлеру Мопо:
«Я ничего не понимаю в ваших законах; они несправедливые и варварские, они противоречат политике, разуму, гуманности, если осуждают на смерть бедную девушку, разрешившуюся от бремени мертвым младенцем без объявления о беременности. В соответствии с прилагаемой сопроводительной запиской подательница сего прошения представляет собой именно такой случай: похоже, что она была приговорена за то, что проигнорировала сие правило, или за страх, что не последовала ему по вполне понятной стыдливости. Я посылаю сие дело на рассмотрение, уповая на вашу справедливость, но несчастная заслуживает снисхождения. Я прошу вас по крайней мере об отмене смертной казни. Ваша чувствительность подскажет вам все прочее».
Ей удалось добиться своей цели: смертную казнь Апполине отменили. Это воодушевило людей, считавших себя жертвами судебной ошибки.
Еще более знаменателен второй акт милосердия, на который фаворитка склонила короля. Самое интересное, что на сей раз, будучи низкого происхождения, она заступалась не за бесправную деревенскую девку, а за представителей семьи древнейшего Орлеанского рода, графа и графиню де Луэзм. Погрязшие в долгах, они с дюжиной голодных слуг проживали в старинном замке Парк-Вьей, защищенном рвами с водой и обветшавшим подъемным мостом. На все их имущество был наложен арест, но никто, зная их неистовый нрав, не осмеливался выселить эту чету. Однако 1 июля 1769 года некий чиновник по фамилии Дорси, два судебных исполнителя и представители ведомства судебных приставов нагрянули в замок и были встречены ружейными выстрелами. Наиболее смелый исполнитель попытался силой открыть дверь и был застрелен графиней де Луэзм. Выстрелы раздавались со всех сторон, и осаждающие были вынуждены ретироваться, оставив на месте двоих погибших. Несколько дней спустя судебные исполнители вернулись с подкреплением, но чета продолжала сопротивляться. Перепуганная прислуга воззвала к милосердию. Граф и графиня были вынуждены сдаться. Их судили и приговорили к казни через отсечение головы. Эта история наделала большого шума при дворе, где у супругов было множество родственников. К сожалению, у них не хватало духа выступить в защиту осужденных, к тому же король хотел сделать этот процесс показательным, чтобы отбить охоту у знати противодействовать отправлению правосудия. Подобные затеи были в порядке вещей по времена Фронды, но никак не в век Просвещения. Одна дама все-таки решилась просить короля о помиловании, но получила отказ. Тогда графине де Беарн, несостоявшейся «крестной матери» Жанны при представлении ко двору, удалось тронуть сердце мадам Дюбарри. 5 июля 1769 года фаворитка упала на колени к ногам короля, моля о проявлении сострадания к семье, которую постигло несчастье. Пораженный таким проявлением сочувствия, король поднял прекрасную заступницу и с улыбкой провозгласил:
