В мае 1770 года невеста престолонаследника прибыла на свою новую родину. На первой же встрече с Шуазёлем в Компьенском лесу, куда явилась принять юную эрцгерцогиню в свое лоно вся королевская семья, она мило пролепетала:
– Я вовек не забуду, сударь, что вы составили мое счастье.
– И счастье Франции, – проникновенно ответил этот умудренный жизненным опытом вельможа, не упустив удобного случая польстить будущей королеве. Всем прекрасно известно, какой исход имела эта стратагема министра и для Марии-Антуанетты, и для Франции.
На ужине, который король дал в честь будущей жены внука, среди прочих сорока знатных дам присутствовала и разнаряженная в пух и прах графиня Дюбарри. Естественно, пятнадцатилетняя девушка поинтересовалась, кто эта красивая особа, приятно улыбавшаяся ей, и каковы ее обязанности при дворе.
– Ее обязанности? Развлекать короля! – весьма находчиво ответила ей придворная дама.
– В таком случае я объявляю себя ее соперницей! – задорно воскликнула Мария-Антуанетта. Сама того не подозревая, она надолго вперед определила характер взаимоотношений этих двух женщин.
Не будучи членом королевской семьи, графиня не присутствовала на церемонии бракосочетания и парадном ужине по этому поводу, событиях, происходивших в узком кругу ближайших родственников, но стала украшением всех торжеств, ужинов, маскарадов, фейерверков и прочих увеселений, которые в течение десяти дней с невиданным размахом проводились при дворе. Все завершилось неожиданной трагедией: во время грандиозного фейерверка в Париже в результате сильной давки в собравшейся толпе погибли 130 человек, что было сочтено современниками дурным предзнаменованием.
Версальские будни лишь усугубили нежелание австрийской принцессы смириться с существованием графини Дюбарри как неизбежной данностью. Мария-Антуанетта почувствовала, что фаворитка явно затмевает ее своей красотой, и даже не сочла нужным скрывать свою неприязнь. Уже в июле 1770 года новоиспеченная дофина в письме к матери выражает сожаление по поводу того, «сколь прискорбна та слабость, которую он (король) питает к мадам Дюбарри, каковая есть самая глупая и дерзкая особа, что только можно себе вообразить».
По незыблемым правилам этикета Версаля дама низшего ранга не имела права заговорить с дамой более высокого ранга – та должна первой обратиться к ней. Но надо представить себе положение Марии-Антуанетты. Подобно любой принцессе с изрядным числом германских предков в генеалогическом древе, эта юная особа чрезвычайно почитала чистоту крови и древность своего рода. Она – представительница династии Габсбургов, принявших это имя с 1020 года по названию своего замка, построенного на слиянии рек Аара и Ройса, на границе тогдашней Бургундии. С 1278 года с небольшим перерывом Габсбурги безраздельно правили в том государстве, которое со временем станет Австрийской империей, с 1452 года именно представитель этой династии постоянно избирался императором Священной Римской империи германской нации, средневекового образования, включавшего в себя Германию и другие королевства, герцогства и земли, которые в разное время и в разной степени подчинялись ее императорам. Юная Мария-Антуанетта – отпрыск августейшего рода с историей, насчитывающей почти восемь веков, наследница кесарей, кто против нее эта графиня с более чем сомнительным титулом и прошлым публичной женщины?
Супруга французского дофина была гордой до заносчивости, но недалекой, ленивой и упрямой юной особой, не интересовавшейся политикой и мало что в ней понимавшей. Тем не менее она была взращена под сенью короны в сознании, что имеет полное право диктовать свои нравственные нормы. Молодая женщина быстро подпала под влияние тетушек Аделаиды и Виктуар (Луиза к тому времени удалилась в монастырь замаливать грехи своего отца, сбившегося с пути истинного), которые пришли в полный восторг от такой союзницы. Именно они воплощали собой при дворе религиозную строгость и самую суровую нравственность. Дофина, согласно заветам матери, считала, что должна служить интересам своей родительницы и Австрии (более конкретно, содействовать сохранению нейтралитета Франции в вопросе раздела Польши между Австрией, Пруссией и Россией, что было выгодно для империи), обеспечивая счастье своего «папеньки», как она называла Людовика ХV. Мария-Антуанетта придавала огромное значение приличиям, и, по ее мнению, королю не подобало делить ложе с бывшей проституткой.
Однако ее мать-императрица не могла проявлять столь решительный подход, задевавший политические интересы, а посему, по ее мнению, дочь не должна провоцировать графиню Дюбарри. Такое заступничество объясняется тем, что Мария-Терезия ошибочно считала влияние Жанны Дюбарри в вопросах политики на короля равноценным влиянию маркизы де Помпадур. Но ее дочь намеренно подставляла ножку презренной фаворитке. К примеру, во время свадебных торжеств графиня с двумя спутницами опоздала на спектакль и обнаружила, что ее места заняты дамами из штата дофины. Они отказались уступить, и разыгралась унизительная для графини сцена, которая довела ее до слез. Естественно, король заступился за любимую женщину и повелел виновной даме отправиться в изгнание.
Жанна с самого начала была полна желания установить с дофиной добросердечные отношения. Однако, как уже было сказано выше, дофина исповедовала взгляды «Мадамов» и герцога де Шуазёля. Дюбарри подчеркнуто не вмешивалась в политику; скорее, ее использовали как слепое орудие противники министра – герцоги Ришелье, д’Эгийон, аббат Тьерри, Мопо, поставившие перед собой задачу свалить Шуазёля.
Здесь уже говорилось о том, что король чрезвычайно ценил деятельность герцога де Шуазёля в области внешней политики, но не разделял его взглядов в сфере политики внутренней. Дело в том, что де Шуазёль, поклонник энциклопедистов и людей передовых взглядов, не верил в будущее абсолютной монархии и считал, что королю следует оставить исполнительную власть, но под контролем народа, т. е. местных парламентов. В своих «Мемуарах» он писал о том, что мечтал «о революции на английский лад». Что общего имели тогдашние парламенты (например, Парижа, Тулузы, Бретани), состоявшие из богатых людей, с народом и чьи интересы они, на самом деле, выражали, кроме своих собственных? Но во всех парламентах у де Шуазёля было множество сторонников, которые не давали спокойно жить королю, постоянно сея смуту. Это, однако, никак не влияло на решимость Людовика ХV любой ценой сохранить режим абсолютной власти. Де Шуазёль же презирал короля, считая его слабым и неспособным правителем, и даже историю с обитательницами «Оленьего парка» рассматривал как доказательство несостоятельности своего монарха.
Тем не менее поводом для отставки герцога послужило событие внешней политики. Согласно Утрехтскому договору, в 1713 году Испании достались во владение Мальвинские острова (ныне они называются Фолклендскими), которые в ту пору были почти необитаемыми. В 1769 году англичане захватили один из них и построили там форт. Туда были направлены три испанских фрегата, которые обстреляли форт и взяли находившихся там англичан в плен. Английский король послал в район островов эскадру и пригрозил Испании началом военных действий, если не будут принесены извинения, а захваченные люди – возвращены на тот остров, где их взяли в плен.
