Обеспечив себя солидными доходами, Дюбарри поселился в Париже в роскошном особняке, причем содержал одновременно до пяти любовниц, заработав кличку «Прощелыга-Магомет». Ко всему прочему, он проигрывал огромные суммы в карты; по его собственному утверждению, всего просадил за игорными столами пять миллионов ливров. Прощелыга устраивал такие скандалы на европейских курортах, что король приказал ему поселиться в изгнании в своем графстве Иль-Журден. Однако ссылка продлилась всего два месяца, ибо по их истечении граф Дюбарри появился в Версале на свадьбе своего сына виконта Адольфа Дюбарри.
Не меньше беспокойства доставлял Жанне и ее так называемый законный супруг Гийом Дюбарри.
Вернувшись после венчания в Тулузу, он купил себе особняк за сорок тысяч ливров и поместил там своего ребенка, сына Александра, рожденного от связи с некой девицей Лефевр. Безусловно, ни для кого не было секретом специфическое семейное положение вчерашнего забулдыги и неожиданно упавшее ему в руки богатство, поэтому доступ в высшее общество Тулузы Гийому был заказан. Однако он проявил сообразительность и завоевал популярность у местного населения, приобретя репутацию защитника слабых и угнетаемых. Граф выступил в защиту женщины, нанесшей ранения местному должностному лицу, за что ее приговорили к смерти через повешение. Гийому удалось добиться ее помилования. На него была подана жалоба в парламент Тулузы, однако судьи быстро сообразили, сколь опасно связываться с мужем фаворитки, так что тот расхаживал по городу в ореоле, как ехидно окрестил его Прощелыга, «героя семьи».
Супруг Жанны давно лелеял сокровенную мечту: получить за былые воинские заслуги крест Святого Людовика, высшую награду королевства за доблесть, проявленную на поле брани. Он слал бесконечные челобитные министрам, но те находили его срок службы в армии недостаточным. Теперь у Гийома появилась возможность подать прошение непосредственно королю, причем наряду с крестом он потребовал звание полковника и пенсию в три тысячи ливров. По-видимому, вследствие вмешательства его супруги на сей раз дело не положили под сукно, ибо в марте 1771 года король дал свое добро на награждение орденом, который Гийом носил с превеликой гордостью. Как не преминули отметить придворные злые языки, он стал единственным кавалером ордена, получившим его за заслуги, оказанные короне в качестве рогоносца.
Далее граф начал требовать отмены запрета на пребывание в Париже. Такое разрешение было дано, но только для того, чтобы против него был начат процесс о получении супругой права на раздельное проживание, каковое и было ей предоставлено в апреле 1772 года. В результате денежное урегулирование обеспечило Гийому дополнительно 16 тысяч ливров пожизненной ренты и передачу в собственность герцогства Рокелор, причем получение этого владения было оформлено как фиктивная продажа имущества короны. Герцогство давало ежегодный доход в 60 тысяч ливров. В обмен на этот подарок судьбы Гийом пообещал уехать из Парижа, но спешить с отъездом не стал. Он купил там себе красивый особняк и поселился в нем вместе с семнадцатилетней любовницей, простой работницей. Отвергнутый супруг вел разгульный образ жизни, в доме шла игра в карты, постоянно возникали скандалы, что вызывало жалобы окружающих.
Это обеспокоило Прощелыгу, поскольку подрывало и его собственную репутацию, к тому же он бешено завидовал сделке Гийома по приобретению в собственность герцогства Рокелор. Вновь пришлось вмешаться мадам Дюбарри, которая заплатила некоторые карточные долги бывшего спутника жизни и выдала ему тысячу луидоров, лишь бы тот убрался обратно в Тулузу. Графиня пригрозила, что в следующий раз дело кончится ордером на арест, подписанным королем.
Здесь же следует отметить, что для своих кровных родственников, в отличие от мадам Помпадур, она не сделала ничего. Ее отец не получил ни аббатства, ни епископата. Мать, как уже упоминалось, под именем госпожи де Монтрабе поселилась в аристократическом монастыре, причем мадам Дюбарри получила разрешение папского нунция навещать ее в любое время, когда ей заблагорассудится. Она всегда сохраняла чрезвычайную близость со своей матерью, и современников удивляло, с каким постоянством графиня навещала ее в монастыре раз в две недели, оставаясь с ней на полдня. Здесь уместно будет напомнить, что вместе с матерью графини там проживала ее любимая племянница Мари-Жозефин, или, как ее звали на английский манер, Бетси, которую некоторые историки склонны считать дочерью мадам Дюбарри. В монастыре это дитя получало образование, подобающее девушке из высокородной семьи.
Слухи о возможной женитьбе короля на фаворитке упорно распространялись по Европе, где многие уже убедились в том, насколько сильна привязанность Людовика к этой женщине. На самом деле строгие правила церкви не позволили бы этому браку совершиться, создав повод для скандала, еще более громкого, нежели пребывание фаворитки при дворе. Следует напомнить, что морганатическая супруга Людовика ХIV, мадам Ментенон, была вдовой и благородного происхождения, внучкой сподвижника Генриха IV Агриппы д’Обинье. Злые языки утверждали, что бывают случаи, когда сильно обременяющие супруг мужья умирают от неведомых болезней. По-видимому, именно поэтому граф Гийом не стал проявлять излишнего упрямства и столь сговорчиво согласился на раздельное проживание, которое принесло ему весьма недурные доходы. Однако Жанне дали понять, что процедура расторжения церковного брака может занять такой длительный срок, что король вряд ли доживет до ее завершения. Так что иллюзия стать королевой недолго тешила мадам Дюбарри, видимо, ей было суждено остаться пребывать в статусе официальной любовницы короля.
Повседневная жизнь фаворитки
С виду графиня Дюбарри вела беззаботное существование, которое сделало ее легендой Европы. Просыпалась молодая женщина поздно, в десятом часу, камеристки подавали ей пеньюар. Далее она принимала ванну с едва теплой водой, окрашенной в белый цвет от налитых туда духов. Эта белизна скрывала наготу фаворитки от секретарей, зачитывавших ей почту. После ванны мадам Дюбарри надевала нижние юбки из шелка и набрасывала на плечи сильно декольтированное дезабилье из английского кружева, завязывавшееся с помощью лент. Затем в комнату входил Замор, подававший хозяйке кофе в серебряной чашке на серебряном подносе. Учитывая существенную роль этой личности в судьбе мадам Дюбарри, она заслуживает более подробного рассказа.
«Ребенок подрастает в обстановке чудовищной роскоши и развращенности, оплакивая далекую порабощенную родину. Замор … с ранних лет впитывает ненависть и презрение к монархии».
Замор был темнокожим индийцем из Бенгалии, привезенным в Европу английским капитаном. Еще со времен Регентства вошло в моду обзаводиться цветными слугами
[50], поскольку их чернота подчеркивала белизну кожи благородных дам того времени – достоинство женской красоты вплоть до Первой мировой войны, которому поистине не было цены, но значимость которого совершенно непостижима для наших современников. Семилетнего мальчика подарили фаворитке в 1769 году. Мадам Дюбарри деятельно занялась его образованием: индиец был обучен чтению, счету и письму, религиозное же воспитание было возложено на католического священника. Тот подготовил малолетнего язычника к крещению, состоявшемуся, когда мальчику исполнилось десять лет. Крестным отцом стал принц крови граф де Ламарш, сын принца де Конти, а крестной матерью – сама фаворитка. Мальчику дали имя Луи-Бенуа, но он так и остался Замором. Хозяйка тратила на его туалеты немалые деньги, наряжая его то в форму гусара, то моряка. Летом его облачали в белый шелк, зимой – в красный бархат, усыпанный блестками или жемчугом. К тому же хозяйка украшала его серьгами, бусами, браслетами. Одежда Замора обходилась примерно в две тысячи ливров в год. Король, который приходил в восхищение от проделок Замора, пожаловал ему грамоту, назначающую туземца управляющим Лувесьена.
