«Сударь, меня глубоко растрогала причина, которая лишила меня возможности видеть вас моим гостем, и мне совершенно искренне жаль барышню, вашу дочь, страдающую от болезни. Я полагаю, что ваше сердце испытывает ту же боль, что и она, и разделяю ваши переживания. Могу лишь призвать вас мужаться, поскольку доктор успокоил вас по поводу отсутствия опасности. Если бы то участие, которое я принимаю в ней, могло бы принести вам какое-то облегчение, вы бы испытывали меньшую тревогу. Я восхищена, что маленькая собачка смогла на мгновение отвлечь барышню, вашу дочь.
Примите, сударь, мои уверения в чувствах, которые я испытываю по отношению к вам…»
Но вскоре поводы для встреч становятся более дружескими и также более проникнутыми нежными чувствами. По-видимому, свою роль сыграло то, что поначалу англичанин проявлял по отношению к этой прославленной красавице чисто соседскую вежливость и не выказывал никаких поползновений приволокнуться за ней. Это наверняка должно было уязвить самолюбие женщины, обладать которой стремились самые титулованные, богатые, красивые и выдающиеся мужчины королевства. Графиня привыкла к неписаным правилам культивировавшейся в ту пору притворной игры галантного века, исход которой был предрешен заранее, но обе стороны с увлечением разыгрывали осаду «неприступной» крепости, отчаянное «сопротивление» и неизбежное «падение». Все искусство заключалось в том, чтобы обставить эту потешную битву как можно более изысканно.
Сеймур вел себя совершенно по-иному, вовсе не в духе этой будуарной, разыгрываемой по нотам, спрыснутой духами из Грасса чувственной любви, символом которой стала сама мадам Дюбарри. Казалось, англичанину были неведомы правила галантных волокит, он оказался крепким орешком, и вскоре отставную фаворитку всецело захватила та неудержимая страсть, которую она в очередной раз внушила мужчине. Жанна жадно внимает речам Сеймура. Она ощущает в себе разлившуюся любовную негу, подъем чувств, тайное наслаждение своей победой. Хозяйка Лувесьена дарит соседу жетон для игры в лото времен Людовика ХIV, ибо ей известно, что Сеймур является «великим поклонником того века, столь богатого на чудеса».
«Дамы Лувесьена
[60]
с огромным удовольствием преподносят его вам в подарок. Они расстаются с ним, поскольку хорошо знают, что мсье Сеймур прочувствует значимость сей жертвы и будет убежден, что сии дамы хотели бы найти более существенные благоприятные случаи, чтобы засвидетельствовать ему свою дружбу…»
Для Жанны этот благоприятный случай уже недалек. Мадам Дюбарри не представляла собой ту крепость, которую было трудно взять приступом. Она быстро уступает ухаживаниям своего соседа.
«Мне надо сказать вам тысячу вещей, поведать тысячу мыслей. Я никогда не ощущала столь глубоко, как в тот миг, сколь необходимы вы стали для меня. Какое счастье, если бы я могла вечно находиться подле вас».
Вероятно, ее привлекло именно необычное поведение англичанина, совершенно лишенное того лоска внешней учтивости, присущего всем ее высокопоставленным любовникам, канувшим в прошлые времена. Возможно, для мадам Дюбарри были внове эти резкие смены настроения Сеймура, внезапный переход от умиленного любования природными красотами к вспышкам страсти и необъяснимого раздражения от всего окружающего. Несомненно, свою роль сыграла здесь и мода на все английское, пышным цветом распустившаяся в то время во Франции. Английская мужская одежда неброских расцветок (только при дворе продолжали носить шитые золотом одеяния), культ спорта, породистые лошади, неброские но чрезвычайно удобные экипажи вместо громоздких карет и мужчины, чью невозмутимость, казалось, нельзя было поколебать ничем, – англомания в высшем свете стала настоящим поветрием. Не стоит сбрасывать со счетов и модное увлечение песнями мифического шотландского барда Оссиана
[61], по которым сходила в ту пору с ума вся Европа. Нет никакого сомнения в том, что с этими нашумевшими творениями были знакомы как Сеймур, так и графиня. Роковая любовь на фоне природы, характеры героев первобытной мощи и бурлящая от необузданных страстей кровь, меланхолические обращения к звездам и стихиям – такая романтика привносила совершенно иную окраску в неожиданное увлечение женщины, привыкшей к утонченному кокетству и флирту в духе изнеженного века рококо. Любовники соединились, они не могут разлучаться надолго и коротают неизбежные расставания, берясь за перо и изливая обуревавшие их чувства на бумагу:
«Между нынешним днем и субботой лежит целая вечность. Для моего сердца сии два дня тянутся слишком долго. Я ожидаю вас с нетерпением души, которая полностью принадлежит вам и тоскует по тому, чтобы доказать вам, сколь дороги вы для меня…
Уверенность в вашем расположении, мой нежный друг, составляет счастье моей жизни. Поверьте, что сердце мое находит сии два дня чрезмерно длинными, и, буде в моей власти сократить их, сие не составило бы для меня труда. Я ожидаю вас в субботу со всем нетерпением души, всецело принадлежащей вам, и ожидаю, что вы не желаете ничего иного. Прощайте, я ваша. – Сего четверга в два часа».
Герцог де Бриссак тотчас же безо всякого удовольствия заметил появление этого англичанина в окружении Жанны и превращение его в близкого друга графини. Он был слишком утонченным человеком, чтобы проявлять ревность с самого начала. Но герцог сразу же ощутил, насколько его любовница восприимчива к ухаживаниям Сеймура. Бриссак следил за развитием этого романа. Но что мог он сделать, чтобы помешать ему?
Бриссак не принадлежал к числу людей, которые могли делить свою любовницу с кем-то еще. Но и Сеймур был сделан из такого же теста. И графиня, страдающая, тоскующая, несчастная, оказывается между новым поклонником, которого любит со всем неистовством заново обретенной страсти, и старым другом, чье внимание и привязанность не намерена терять. Сеймур проявляет недовольство, потому что Жанна провела вечер с де Бриссаком. Она пытается успокоить его:
«Мое сердце безраздельно принадлежит вам, и, если я не выполнила моего обещания, в этом виноваты лишь мои пальцы. Я испытываю чрезвычайное смятение с тех пор, как вы покинули меня, и уверяю вас, что не находила в себе силы ни для чего иного, кроме мыслей о вас… Прощайте, мой нежный друг. Повторяю вам, что я вас люблю и считаю себя счастливой. Я обнимаю вас тысячу раз, и я вся ваша. Приезжайте пораньше!..»
