Художница прекрасно понимала, что герцога де Бриссака и графиню связывает нечто большее, чем простая дружба. Эта связь длилась уже более десяти лет, но и ныне вызывает искреннее восхищение красота отношений этих двух немолодых людей, испытавших в своей жизни немало увлечений, но обретших, в конце концов, истинный блаженный приют своим чувствам. Вот отрывок из конца письма герцога мадам Дюбарри от 11 ноября 1789 года из Парижа:
«Я собираюсь лечь в постель, дорогое сердце, чтобы завтра быть менее простуженным, нежели сегодня, и иметь возможность составить вам лучшую компанию, чем вышло у меня из-за столь сильной простуды; сия простуда имеет причиной настроение и происходит от застоя вследствие слишком долгого пребывания в Париже, к которому я менее всего привычен. Сия простуда либо убьет меня, либо приведет меня в уныние, если мое проживание здесь не прекратится. Я льщу себя надеждой на сие и не говорю вам об этом в страхе, как бы поспешность радости не отсрочила ее.
Прощайте, нежный друг, я вас люблю и целую вас тысячу раз со всей нежностью наших сердец; я хотел сказать – моего сердца, но я не сотру то, что начертало мое перо, желая думать, что наши сердца есть ни что иное, как навсегда одно целое. … Прощайте, нежный друг, прощайте, дорогое сердце. Я вас люблю и целую вас».
Кто мог бы подумать, что это письмо написано в дни волнений, сотрясавших французское общество? Для этих двух пожилых людей их чувства занимали в жизни место первостепенной важности, чего они не скрывали и что стало всеобщим достоянием. В 1789 году была напечатана небольшая поэма анонимного автора в двадцать песней под названием «Органт». В ней под весьма прозрачными намеками поэт порицал любовь мадам Дюбарри к Людовику ХV и герцогу де Бриссаку. Фаворитка была выведена под именем Аделинды, герцог – Сорнита. Автор даже весьма язвительно прошелся на предмет «слишком долгого дня и затянувшегося заката их наслаждений». Никто не стал бы воскрешать эти вирши из тьмы давно поглотившего их времени, если бы не имя их творца, теперь уже известное историкам. Это – Луи-Антуан Сен-Жюст (1767–1794), один из самых видных деятелей Французской революции, сподвижник М. Робеспьера, игравший одну из главных ролей в политике якобинской диктатуры. Этот молодой человек, ходивший пешком под стол во времена триумфа графини в Версале, тем не менее, счел нужным напомнить французам о ее былых грехах. Так что можно себе представить, как относились к ее личности прочие люди, в руки которых перешла власть в годы Террора. Она все забыла и простила, ее – не забыли и не простили, невзирая на все творимые ею добрые дела. Действительно, графиня много занималась благотворительностью, помогая обитателям деревенского поселения Лувесьен. Та же Виже-Лебрён вспоминает, как они вдвоем ходили навещать местных бедняков, и как была возмущена графиня, «посетив роженицу, у которой не было ни белья, ни еды, хотя слуги из замка должны были доставить все это больной женщине по указанию хозяйки. Мадам Дюбарри тотчас же возвратилась в замок и заставила прислугу немедленно снабдить бедняжку всем необходимым». Однако ее благие деяния были каплей в море бед французского народа.
Королевство накануне бури
Что представляла собой Франция перед Революцией? Королевство – самая населенная страна Европы, в ней проживало 28,5 миллионов человек, примерно 90 % из них – крестьяне, которые жили в ужасающих условиях. Тяжкий труд на полях позволял им всего-навсего обеспечить себе полуголодное существование и уплачивать королю и землевладельцам налоги, которые, кстати, почти не обязаны были платить ни знать, ни священнослужители. Они жили в домишках, построенных либо из камня, либо из самана, чаще всего представлявших собой одну комнату с очагом. Еда состояла в основном из супов и хлеба, которого взрослый человек потреблял около килограмма в день. Бедность была чудовищная, люди даже вступали в брак в возрасте не ранее 25–27 лет из чисто финансовых соображений
[65] (хотя у женщин брачный возраст был определен в 12 лет). Средняя продолжительность жизни составляла около 27 лет, ибо она напрямую зависела от погодных условий, непосредственно влиявших на урожай, и эпидемий. Например, в 1788 году лето выдалось исключительно засушливым, затем сильный град уничтожил большую часть урожая, за которым последовала самая холодная зима на памяти жителей.
И герцог, и графиня оказывали помощь жителям своих поместий, но все это не могло коренным образом облегчить страдания бедняков. В королевстве делались попытки принять какие-то решения, были созваны Генеральные штаты из представителей трех сословий, но волнения в стране только усиливались. Надо сказать, что герцог де Бриссак был человеком просвещенным, разделял идеи Руссо и д’Аламбера и не возражал бы принять участие в попытках реформирования управления страной, пребывавшей в исключительно тяжелом финансовом положении. Его чрезвычайно огорчило то, что его не включили ни в число нотаблей, ни депутатов Генеральных штатов, призванных спасти королевство. Разочарованный в том, что отечеству не понадобились его услуги, предложенные им с самыми благими намерениями, он отправился на лето в свой родовой замок Бриссак в Анжу. Невзирая на то, что либеральные настроения герцога были широко известны, по пути туда он был арестован, заключен в тюрьму, а в столицу направлен курьер с заданием выяснить, «подлежит ли он временному освобождению или его следует препроводить в Париж». Трудно сказать, при каких конкретно обстоятельствах, но де Бриссак был освобожден и провел лето в замке, ведя, по обычаю, обширную переписку с графиней. По их письмам трудно представить себе то бурное время, ибо некоторые из них полностью посвящены парижским новостям, к примеру, открытию Салона. Францию сотрясают судьбоносные события, но в то же самое время известный художник Вьен вполне в духе придворного искусства выставляет аллегорическую картину «Любовь ускользает от рабства». На полотне прелестный амур выпархивает из клетки, которую открыла восхитительная женщина. Кстати, мадам Дюбарри посетила выставку после очередного визита к сестрам своего бывшего узилища, монастыря Понт-о-Дам, за что де Бриссак подтрунивал над ней.
Мадам Дюбарри, невзирая на то, что по рекомендации своего спутника прочла и произведения Руссо, и кое-что из д’Аламбера, была истовой монархисткой и до конца своих дней хранила верность королевской власти.
– Если бы его величество Людовик ХV был жив, этого не случилось бы, – говаривала она, слушая рассказы о беспорядках, происходивших в королевстве.
Впервые графиня произнесла эти слова после событий 14 июля 1789 года в Париже, когда была разрушена Бастилия и вместе со всей охраной убит де Лонэ, комендант этой тюрьмы, которого она знала лично. Головы погибших были выставлены на пиках на улицах столицы.
Графиня доказала свою позицию не только словами, но и делом. Когда 6 октября разъяренная толпа ворвалась в Версаль, погибли два гвардейца и получили ранения двое других, которым удалось бежать. Эти молодые люди, шевалье Лефебр де Люкерк и Марьон де Баргон-Монтёй, нашли приют в Лувесьене, где графиня Дюбарри лично ухаживала за ними, врачуя их раны. Королева Мария-Антуанетта узнала об этом благородном поступке бывшей соперницы и возложила на одного из своих надежных друзей миссию отправиться в Лувесьен и выразить графине высочайшую благодарность. Графиня ответила запиской, приведенной в труде историка Лафона д’Осонна:
