Для такой спешки есть основание. Техасцы знают, что письмо не дошло, но тот, кто сочинил это проклятое послание, суть ядовитая гадина, раздавить которую следует как можно скорее.
Бросив труп Барбато на съедение волкам и грифам, рейнджеры устремляются вдоль Пекоса, дав лошадям короткую передышку только в том месте, где тропа поворачивает в долину впадающего в эту реку притока – на берег Арройо-де-Аламо.
Глава 70. План злодейства
Расстроенный крушением своих планов и сгорающий от стыда за жалкое состояние, в котором он предстал перед своими подчиненными, Урага возвращается в свою палатку, разъяренный как тигр. Не как зверь, лишенный добычи. В обладании ею он уверен, как никогда ранее: если слабая тетива к луку лопнула, это ничего не значит, у него есть запасная.
Но за лопнувшую тетиву предстоит ответить Роблесу, который присоветовал план, закончившийся таким позорным провалом. Адъютант – легкая мишень для стрел гнева, и в надежде усмирить бунтующий дух своего начальника, он не оправдывается. Со временем Урага начинает успокаиваться, чему помогают выпитые залпом два или три стакана каталонского бренди. Заправившись коньяком и выкурив сердито сигару, Урага оказывается способен внимать уговорам Роблеса.
– Ну и что такого случилось, в конце-то концов? – заявляет сообщник. – Возможно, оно и к лучшему. Я дал неправильный совет, это так, но как видите, мы получили и свои выгоды.
– Выгоды? Мне сдается, что напротив. Только подумать – мне пришлось бегать по своему лагерю от человека, который является моим пленником! На глазах у всех! Славная история, которую наши уланы растреплют всем, как только вернутся в Альбукерке! Я, комендант, стану посмешищем для всей казармы!
– Ничего подобного, полковник! Над чем тут смеяться? Вашему пленнику по случайности удалось завладеть вашей саблей – кто мог такое предвидеть? Он проделал это ловко и застал вас врасплох. А оставшись беззащитным, что еще могли вы сделать, как не обратиться в отступление от человека вооруженного, отчаянного, твердо намеревающегося отнять у вас жизнь? Хотел бы я посмотреть на того, кто поступил бы на вашем месте иначе. В подобных обстоятельствах только безумец не сдвинулся бы с места. Эпизод некрасивый, согласен. Но совершенно пустячный и, простите мне дерзость, вы придаете ему слишком большое значение. А в остальном, повторюсь, он нам даже на пользу. Короче говоря, вы именно этого и хотели, если я правильно угадал ваши намерения.
– В каком смысле?
– Ну, вам ведь нужен был предлог, не так ли?
– Для чего?
– Для того, чтобы предать пленников суду, приговорить и казнить. Покушение на вашу жизнь полностью подходит, и даже самый отчаянный сплетник не раскроет рта. Вы в полном праве вздернуть или расстрелять дона Валериана Миранду, а заодно и доктора, если угодно, после десяти минут размышлений под барабанную дробь. Я готов организовать заседание, только дайте приказ.
На это предложение Урага отзывается многозначительной улыбкой.
– Идея недурна, – говорит он. – Но у меня есть получше. При всей моей ненависти к Миранде и желании убрать его с дороги мне не хочется пачкать руки в его крови. И как я уже намекал, я никогда не собирался этого делать.
Роблес смотрит на начальника с удивлением.
– Вы хотите сказать, что отправите его в Альбукерке и предадите суду? – спрашивает он.
– Ничего подобного.
– Вот и мне это показалось странным, после ваших слов, что Миранда не покинет этого места живым.
– И я продолжаю это утверждать.
– Полковник, вы забавляетесь, мистифицируя меня. Если вы не собираетесь предавать пленника военному трибуналу, то как понимать ваши слова? Вы ведь не собираетесь расстрелять его вообще без суда и следствия?
– Я сказал, что не хочу пачкать руки в его крови.
– Верно, вы не единожды повторили это, но ничего не пояснили. Вы упоминали про какой-то план. Быть может, настало время посвятить меня в него?
– Настало. Но сначала налейте мне еще стаканчик каталонского. От этой истории у меня словно песок в горле.
Адъютант, исполняя роль Ганимеда
[92], наливает коньяк и подносит полковнику, который осушает стакан залпом. Затем, раскурив очередную сигару, приступает к обещанным объяснениям.
– Я говорил о событиях, происшествиях, совпадениях… Не так ли, айуданте?
– Именно так, полковник.
– Так вот, допустим, я сведу их воедино и изложу историю в виде связного рассказа, монолога? Насколько мне известно, друг Роблес, вы не мастак говорить, поэтому вам не даже не придется утруждать себя, вставляя слово, пока я не закончу.
Молчаливый Роблес кивает в знак согласия.
– Прежде чем прибыть сюда я предпринял определенные меры, – продолжает Урага. – Узнав о них, вы наверняка воздадите должное моему таланту стратега, хитреца, или уж как вам заблагорассудится меня назвать. Я сказал, что пленники не достигнут места назначения и что дона Валериана и доктора ждет смерть. Им предстоит отправиться в могилу, не навлекая скандальных подозрений ни на одного из нас. С целью добиться этого я нанял палача, который свершит работу без прямых указаний с моей стороны.
– Кто? – спрашивает адъютант, позабыв про обещание молчать.
– Не перебивайте!
Лейтенант прикусывает язык.
– Полагаю, вам приходилось слышать о меднокожем господине, которого зовут Рогатая Ящерица? – спрашивает Урага трагикомическим тоном. – Если я не ошибаюсь, вы знакомы. И если, опять же, я не ошибаюсь в расчетах, вас ждет удовольствие видеть его здесь сегодня вечером, либо завтра поутру. Его появление будет обставлено несколько эксцентрическим образом. Не сомневаюсь, он ворвется в наш лагерь на полном скаку, в компании нескольких десятков своих размалеванных воинов. И не удивлюсь, если эти демоны нанижут на копья пару-другую наших бравых улан. Это будет зависеть от того, окажутся ли наши valientes
[93] достаточно глупы, чтобы оказать сопротивление. Думаю, едва ли. Скорее всего, станем свидетелями того, как они кинутся удирать во весь опор при первом же боевом кличе индейцев. Мы с вами, Роблес, поступим таким же образом, но, как полагается благородным рыцарям, захватим с собой дам. Бросить их на милость дикарей, не предприняв попытки спасти, будет верхом трусости, и мы носа не посмеем показать в поселениях от стыда. Поэтому мы должны сделать все возможное, чтобы увезти дам. А вот за то, что мы не смогли помочь пленникам-мужчинам, нас никто не осудит. Боюсь, их ждет судьба быть проткнутыми полудюжиной команчских копий, а то и всей дюжиной. Больно думать об этом, но тут уж ничего не поделаешь. Всего лишь очередной эпизод приграничной жизни. Ну, сеньор айуданте, теперь вам понятен мой план?
