Произнося эту речь, проводник припадает к земле, почти уткнувшись в нее носом. Хэмерсли, который и так едва стоял, рухнул с ним рядом. После этого на равнине, насколько хватает глаз, не остается ни одного приметного объекта – как на поверхности спящего океана.
Беглецам играет на руку то, что день уже клонится к концу. Им не приходится долго оставаться в неудобной позиции, прежде чем солнце, закатившись за западный край горизонта, предоставляет им возможность снова встать на ноги.
Что они и делают, радуясь возможности избежать положения, которое находили весьма мучительным, поскольку страдали от жара, поднимавшегося от иссушенной равнины. Но теперь солнце зашло, задул свежий ветерок, придавая им новые силы. К тому же наступившая темнота – луна пока еще не вышла – избавила их от необходимости прятаться. Американцы без страха продолжают путь. Хэмерсли чувствует себя так, будто в жилы ему влили новую кровь, и вспрыгивает на ноги наравне с товарищем.
– Сможете пройти еще немного, Фрэнк? – осведомляется охотник.
– Да, Уолт, много миль, – следует ответ. – У меня такое ощущение, будто я могу самый широкий отрезок прерии преодолеть без всякого труда.
– Отлично! – восклицает проводник. – Рад слышать такие слова. Если сумеем положить еще несколько миль между нами и теми завывающими дикарями, получим шанс спастись. Хуже всего то, что мы не знаем, в какую сторону двигать. Если повернем назад к Канейдиан-Ривер, можем угодить нашим друзьям прямо в зубы. Западнее лежат поселения Дель-Норте, но в том направлении мы тоже можем натолкнуться ни инджунов. Я не до конца уверен, что это были тенава. С юга у этой Огороженной Равнины нет конца до самой большой излучины Гранд-Ривер, а это – неблизкий путь. Забрав к востоку и немного к югу, мы способны достичь истоков Ред-Ривер в Луизиане. А стоит вашему покорному слуге добраться до этого потока, он без особого труда спустится по нему, дайте ему только винтовку, порох да пару пуль в подсумке. Слава Богу, мы не расстались с вашим ружьем ни в горе, ни в радости. Кабы не так, то хоть сейчас ложись да помирай.
– Идемте, куда скажете, Уолт – вам лучше знать. Я готов следовать за вами, и думаю, способен на это.
– Отлично. В любом случае, отсюда нам пора уносить ноги. Если даже не сможем проделать под покровом ночи большой отрезок, пройдем все же достаточно, чтобы поутру эти инджуны не заметили нас. Давайте двинем на юго-восток и попробуем добраться до истоков Ред-Ривер. Вот там красавица Полярная Звезда, с давних пор служащая мне верным проводником. Вон она, на рукоятке Плуга, или Большой Медведицы – так я слышал, частенько это собрание звезд называют. Нам следует только держать так, чтобы она была слева, чуть позади плеча, и тогда мы придем прямиком к развилке Ред-Ривер. Если только продержимся достаточно долго. Проклятье! Все у нас получится, да и делать больше нечего, как попробовать. Вперед!
С этими словами проводник двигается в путь – не полным ходом, но соразмеряя шаг с возможностями раненного товарища.
Глава 18. Лилипутский лес
Соразмеряя путь по звездам, беглецы продолжают путь – уже не бегом, и даже не слишком быстрым шагом. Вопреки решимости, с которой он подбадривает себя, раненый слишком слаб, чтобы выдерживать темп, и едва плетется. Товарищ не заставляет его ускорить ход – опытный путешественник по прериям, Уолт знает, что лучше медленно, но идти, чем выдохнуться из-за чрезмерных начальных усилий. Об индейцах нет ни слуху ни духу, ни за спиной, ни впереди. Тишина пустыни объяла американцев – безмолвие прерывается только шуршаньем крыльев совы, да иногда резкими трелями зуйка крикливого, вспархивающего у них из-под ног. Эти звуки, наряду с постоянным стрекотом цикад да далеким завыванием койота, – единственные, что приветствуют беглецов, и ни один из них не вселяет тревоги.
Спешить особых причин нет. Впереди вся ночь, а ко времени, когда забрезжит рассвет, странники наверняка подыщут место, где укрыться. Поверхность благоприятствует путешествующим пешком в темноте. Отвердевший на солнце грунт ровен, как мостовая, а местами гладок так, что экипаж мог бы катиться по нему, как по парковой дорожке. Для них это благо. Будь местность пересеченной, раненый не смог бы уйти далеко. Даже так силы его начинают быстро идти на убыль, ведь кровеносные сосуды несчастного почти пусты. Не удалось беглецам и много пройти до новой остановки, но они прошагали достаточно для уверенности, что даже стоя не будут заметны для наблюдателя, взобравшегося на утесы в том месте, откуда начался их путь.
А еще они достигли места, предлагающего возможность убежища – короче говоря, леса. Лес этот сложно разглядеть с расстояния более чем в милю, поскольку состоит он из карликового дуба – самые высокие из этих деревьев достигают высоты всего лишь в восемнадцать дюймов над уровнем почвы. Восемнадцати дюймов достаточно, чтобы скрыть лежащего плашмя человека, а поскольку эти лилипутские деревья растут густо, как кусты дурмана, то убежище выйдет достаточно надежным. Если только преследователи не пройдут настолько близко, чтобы упереться в них, беглецы могут не опасаться быть замеченными. Помимо этого, в американцах крепнет уверенность, что индейцев на верхней равнине нет. Едва ли те станут преследовать их после всех трудов, приложенных, чтобы сначала выкурить белых, а потом запечатать их. Да и раздел добычи с неодолимой силой влек команчей обратно к фургонам.
Убеждаясь, что преследовать по равнине их едва ли кто-то станет, Уайлдер предлагает сделать очередную остановку, на этот раз, чтобы поспать, потому как во время предыдущего отдыха они на это не решились. Он делится этой мыслью со своим товарищем, который некоторое время уже явно из последних сил поспевает за ним.
– Можем прилечь до восхода, – говорит Уолт. – А если утром заметим следы погони, можем пробыть здесь до заката солнца. Эти карликовые дубы обеспечат вполне сносное укрытие. Если прилечь, никто нас не обнаружит, разве что споткнется прямо о нас.
Его спутник не в состоянии возражать, и оба путника опускаются на землю. Миниатюрный лес дает им не только укрытие, но мягкое ложе, поскольку крошечные стволы и ветви устилают землю под телами беглецов. Те бодрствуют достаточно, чтобы перевязать по возможности рану Хэмерсли, после чего проваливаются в забытье.
Сон молодого прерийного торговца некрепок и неглубок. Страшные видения проплывают перед его мысленным взором: сцены кровавой расправы. Он то и дело резко пробуждается, а пару раз даже тревожит своего компаньона криком.
В другой обстановке Уолт Уайлдер почивал бы так же крепко, как если почивал на кушетке в бревенчатой хижине за тысячу миль от этого опасного места. Для него не впервой спать под аккомпанемент воплей дикарей. Последние лет двадцать он ежедневно или еженощно устраивал свое могучее тело на отдых на склоне горы или на плоской равнине, имея к утру куда больше шансов лишиться скальпа, чем сохранить его. Десять лет он входил в состав техасских рейнджеров – это странной организации, ведущей начало с того самого времени, как Стивен Остин
[24] основал свою колонию в земле «Одинокой звезды». Если в ту ночь экс-рейнджер был взволнован больше обычного, то это по причине переживаний за товарища, а также из-за тех ужасных испытаний, которые им довелось перенести. Но вопреки всему спал Уолт как убитый и время от времени храпел, как аллигатор.
