Глава 52. Бескровное пленение
В доме, который недавно покинули дорогие гости, редко царит веселье. Тем более если гости эти были особенно дороги, тем более если это первый вечер разлуки.
Грубая хижина, служащая приютом изгнанникам, не исключение. Все обитающие под ее кровом пребывают в унынии, некоторые в печали – особенно две молодые особы.
Это продолжается с раннего рассветного часа, когда оплакиваемые гости произнесли последние слова прощания. Весь день звучит горькое «adios!»
[79] в ушах Аделы Миранды, тогда как мысли о том, кто его проронил, теснятся в ее груди. Не то, чтобы она сомневается в его верности или боится, что он нарушит клятву, которой ныне связан. Напротив, девушка может доверять возлюбленному в этом, что и делает – целиком, от всего сердца. Страхи ее проистекают от иной причины – им виной опасность, которой он подвергается.
Кончита так же, хоть и в меньшей степени, разделяет эмоции хозяйки. Могучий колосс, похитивший ее сердце и просивший у нее руки, может никогда не вернуться за обещанным. Но не представляя всего риска, которому подвергается избранник, маленькая метиска не столько встревожена, сколько опечалена отъездом возлюбленного. К этим чувствам примешивается неуверенность, свойственная живущим в краю, где каждый день таит свою угрозу.
Полковнику Миранде тоже неуютно. Никогда со времени прибытия в эту долину дурные предчувствия не заявляли так о себе. Причиной им послужили подозрения Хэмерсли по части пеона Мануэля. Тем более что подозрения эти и прежде посещали полковника. Теперь они усиливаются, потому как индеец отсутствует на три дня дольше, чем предполагалось, исходя из данного ему поручения.
В полдень Валериан и дон Просперо снова поднялись по проходу наверх и осмотрели простирающуюся равнину, но не заметили ничего, ни на западе, ни в какой другой стороне. Всю вторую половину дня то один, то другой появлялся в дверях хакаля и устремлял лорнет на ложбину, ведущую сверху в долину. Только когда тени начали сгущаться, они оставили эту вахту, оказавшуюся бесплодной.
Помимо мысли об опасности, у них имелась еще одна причина желать скорейшего возвращения посланца. Ожидалось, что он должен привезти маленькие роскошества: помимо прочего, пару бурдюков с вином и несколько коробок сигар. Ни полковник, ни отставной армейский врач не являлись анахоретами, хотя и вынуждены были в последнее время вести подобную жизнь. Прежде всего, им нужен был табак, запасы которого все вышли – последнюю унцию отдали гостям в дорогу.
Дело пустяковое, но и оно внесло свою лепту в общее безрадостное настроение после отъезда американцев. А тут еще наступает ночь – время, когда всякий курильщик ощущает особую потребность в никотине в любом виде: трубки, сигары или сигариллы.
Когда после умеренного ужина в маленькой гостиной собрался кружок из троих собеседников, все мысли полковника занимал табак, ставший главной темой для разговора.
– Каррамба! – заявляет Миранда, словно в голову ему пришла какая-то идея. – Никогда бы не поверил, что человек способен так страдать из-за такого пустяка!
– Это вы о чем? – осведомляется доктор.
– О том, о чем и вы думаете в эту секунду, амиго мио. Бьюсь об заклад, что это так.
– Вам же известно, полковник, что я никогда не бьюсь об заклад.
– Я тоже, если ставка беспроигрышная, а это именно тот случай. Мне ли не знать, что у вас сейчас на уме – табак.
– Признаюсь, что так, полковник. Никогда в жизни не хотелось мне курить так, как в эту минуту.
– И мне тоже.
– Так почему бы вам не сделать это? – этот невинный вопрос принадлежит Аделе.
– По самой простой причине, – отвечает брат. – Нечего.
– Как? Нет сигарилл? Я еще вчера видела несколько штук на полке.
– Но не сегодня. В данный момент ближе чем на двадцать миль от этого места не найти и щепотки табака, если только дневной переход наших гостей не оказался удивительно коротким. Чтобы скрасить путешествие, я отдал им последние запасы.
– Это так, сеньорита, – подтверждает доктор. – Есть еще одна неважная новость, если даже не похуже: наши бутылки пусты. Вино кончилось, как и табачный лист.
– Счастлив заметить, доктор, – прерывает его полковник, – что здесь вы ошибаетесь. Все не так плохо. Да, бурдюк пуст, потому как жажду великана-техасца насытить так же непросто, как увлажнить самое сухое место на Огороженной Равнине. Установив сей факт, я наполнил при случае большую флягу и благоразумно припрятал ее. На всякий случай. И поскольку сегодня, сдается, именно такой, тайное сокровище можно и извлечь.
С этими словами дон Валериан выходит из комнаты и вскоре возвращается с большой тыквенной бутылью.
Зовут Кончиту, веля принести стаканы, что она и делает. Миранда наполняет их.
– Это должно развеселить нас, – говорит он. – А мы, сказать по совести, в этом нуждаемся. Думаю, здесь хватит до тех пор, пока Мануэль не вернется с новой порцией. Странно, что парень до сих пор не возвратился. Ему следовало быть здесь уже дня три назад. Я рассчитывал, что он приедет до отбытия наших друзей, тогда я смог бы лучше снабдить их для путешествия. Им угрожает реальная опасность голода.
– Не бойтесь этого, – возражает дон Просперо.
– Почему вы так считаете, доктор?
– Из-за винтовки сеньора Гуальтеро. С ее помощью он сумеет прокормить их обоих. Просто чудо, как ловко охотник управляется с ней. Ему не составляет труда сбить сразу несколько птиц, не повредив их кожи, и даже не взъерошив перьев. Я обязан ему целым рядом лучших моих образцов. До тех пор, пока у него есть ружье и припасы к нему, ему самому или его товарищу не стоит опасаться голода, даже на Льяно-Эстакадо.
– Насчет этого можно не волноваться, – соглашается Миранда. – Опасность подстерегает не в пустыне, но среди возделанных полей, на улицах городов, посреди так называемой цивилизации. Вот там затаилась истинная угроза для них.
Некоторое время все трое молчат, погруженные в мрачные раздумья, навеянные словами полковника. Однако доктор, обладатель жизнерадостного нрава, вскоре берет себя в руки и пытается встряхнуть остальных.
– Сеньорита, – начинает он, обращаясь к Аделе. – На вашей гитаре, висящей на стене, того гляди полопаются струны – так они скучают по прикосновению ваших нежных пальчиков. В минувший месяц вы пели каждый вечер, и надеюсь, уменьшение аудитории не заставит вас замолчать, но напротив, побудит пролить больше милостей на тех немногих, кто остался.
Юная леди с улыбкой кивает в ответ на эту исполненную чистой кастильской галантности тираду, одновременно снимая со стены гитару. Усевшись вновь, она начинает настраивать инструмент. Одна из струн обрывается. Все трое воспринимают происшествие как дурной знак, хотя сами не знают почему. Причина в том, что нервы их натянуты так же, как гитарные струны, или вернее, расстроены печалью, угнетающей всех.
