– Какой сон? – спросил он по возможности равнодушно.
– Я не помню подробностей, но знаю, что он имел отношение к мистеру Мейеру, – проговорила она, содрогнувшись. – Мне казалось, что я очутилась в его власти, что он овладел моей душой и телом, вынуждая меня открывать ему тайны.
– Какие тайны, Бенита?
– Я не помню сейчас, но тогда мы пошли к мертвецам, и там я ему все сказала. О, отец, я боюсь этого человека, я страшно боюсь его! Защити меня от него!
Бенита заплакала.
– Конечно, я защищу тебя, детка. Твои нервы отчего-то расстроились. Оденься скорее, и ты забудешь обо всем этом. Я сейчас разведу огонь.
Через четверть часа Бенита присоединилась к отцу, немного бледная и расстроенная, но в ее поведении не было ничего ненормального. Она чувствовала сильный голод и с удовольствием принялась за сухари и соленое мясо.
– В сегодняшнем кофе нет той горечи, что была во вчерашнем, – заметила она. – Мне кажется, в нем было что-то такое, что навеяло на меня эти ужасные сны. Где мистер Мейер? Впрочем, я знаю, – добавила она, дотрагиваясь рукой до своей головы. – Он еще спит возле стены.
– Кто тебе это сказал?
– Я не сумею объяснить тебе, но я знаю, что это так. Он не появится здесь до часу дня. Теперь я чувствую себя гораздо лучше. Что же мы предпримем, отец?
– Сядем на солнце и будем отдыхать, дорогая моя.
– Хорошо, сядем на верхушке стены; оттуда мы увидим макаланга, и мне будет приятно сознание того, что на свете существуют и другие люди кроме нас и Джейкоба Мейера.
Они тотчас ушли и, усевшись на том самом месте, откуда Мейер посылал пули в лагерь матабеле, стали следить за макаланга, двигавшимися далеко внизу, перед первой крепостной стеной. Бенита смотрела в полевой бинокль, и ей даже казалось, что она различает Тамаса, хотя утверждать это было невозможно, так как все они сильно походили друг на друга. Тем не менее это открытие сильно взволновало ее.
– Я уверена, что это Тамас, – воскликнула она. – О! Как бы мне хотелось очутиться возле него, несмотря на то что это значительно приблизило бы нас к матабеле. Но они лучше, гораздо лучше, чем мистер Мейер!
Она помолчала, затем вдруг спросила:
– Отец, ты что-то скрываешь от меня, а между тем память начинает возвращаться ко мне. Скажи, уходила ли я куда-нибудь ночью с мистером Мейером? Ходили мы куда-нибудь втроем: ты, я и он?
Он колебался и казался провинившимся: мистер Клиффорд был плохим актером.
– Я вижу, что так и было, уверена, что мы куда-то ходили. Отец, скажи же мне. Я должна знать, я хочу знать!
Он не выдержал и уступил.
– Я не хотел тебе говорить, дорогая, но, может быть, так будет лучше. Это ужасно странная история. Обещаешь ли ты мне не волноваться?
– Я могу обещать, что не стану волноваться сильнее, чем в настоящую минуту, – ответила она с печальной усмешкой. – Продолжай, пожалуйста.
– Ты помнишь, что Джейкоб Мейер все хотел загипнотизировать тебя?
– Я вряд ли забуду это.
– Ну так вот, прошлой ночью он тебя загипнотизировал.
– Как? – воскликнула она. – Как? О, как это ужасно! Теперь мне все понятно. Но когда же это произошло?
– Вероятно тогда, когда ты крепко уснула. Я услышал какой-то шум, который и разбудил меня. Когда же я вышел из своего шалаша, то увидел, что ты шла за ним, как мертвая, с лампой в руках.
Тут он рассказал ей все происшедшее, а она слушала его, пораженная ужасом.
– Как он осмелился? – проговорила она, когда он кончил свой длинный рассказ. – Я ненавижу его; я почти жалею, что ты не убил его.
Она сжала свои маленькие кулаки и погрозила ими в воздух.
– Это вовсе не христианское чувство, мисс Клиффорд, – произнес голос позади нее. – Но так как теперь уже половина второго, а я все еще жив, то я пришел напомнить вам, что нам пора завтракать.
Бенита повернулась на камне, на котором сидела, и увидела Джейкоба Мейера, стоявшего в кустах, недалеко от стены. Глаза их встретились. В ее взгляде сквозил вызов, а в его – сознание своей силы.
– Я не хочу завтракать, мистер Мейер, – сказала она.
– А я уверен, что вы хотите. Пожалуйста, спуститесь и съешьте что-нибудь. Пожалуйста, спуститесь.
Слова эти были произнесены смиренным, почти умоляющим тоном, но Бените почудилось в них приказание. Они с отцом неохотно спустились с полуразвалившейся стены, и оба последовали за мистером Мейером к месту их стоянки.
После того как они поели – или сделали вид, что поели, – он наконец заговорил:
– Я вижу, что ваш отец поведал вам обо всем случившемся, мисс Клиффорд, и я очень этому рад. Мне было бы труднее рассказать вам обо всем, так как я за многое должен просить у вас прощения. Но что мне оставалось делать? Я знал, и знал это всегда, что клад можно найти только с вашей помощью. Поэтому я дал вам снотворное питье и, когда вы заснули, загипнотизировал вас – остальное вам известно. Я обладаю довольно большим опытом в этом деле, но мне никогда не случалось видеть ничего подобного, и я надеюсь, что и не случится больше.
До этой минуты Бенита все время молчала, но когда Мейер заговорил, жгучее негодование и любопытство преодолели в ней стыд и ненависть.
– Мистер Мейер, – сказала она, – вы поступили самым скверным и недостойным образом, и, говорю откровенно, я никогда вам этого не прощу.
– Не говорите так. Пожалуйста, не говорите этого, – прервал он ее тоном искреннего огорчения. – Будьте ко мне снисходительны. Мне необходимо было узнать, и у меня не было иного выхода. Вы обладаете даром ясновидения, и вы знаете, что от этого зависит все.
– То есть вы подразумеваете под этим сколько-то унций золота?
– Я подразумеваю могущество, которое дает золото, мисс Клиффорд.
– Такое могущество, которого вас могут лишить лихорадка, копье матабеле – или просто Божья воля. Но дело сделано, рано или поздно грех должен быть искуплен. Хочу задать вам еще один вопрос. Вы ни во что не верите, как говорили мне не раз. Вы утверждаете, что души не существует, что когда мы умираем, то этим все кончается, не так ли?
– Да, я это говорю.
– Объясните же мне в таком случае, кто говорил моими губами прошлой ночью и каким образом я, не говорящая по-португальски, разговаривала с вами на этом языке?
Он пожал плечами.
– Вы задаете трудные вопросы, но на один из них я, кажется, могу ответить. Я уверен, что души, то есть чего-то такого, что переживает тело, не существует. Но зато есть так называемое высшее самосознание, составляющее часть жизненного принципа вселенной, и если оно для кого-нибудь становится доступным, то этот человек узнает все, что когда-либо происходило в мире. Когда-нибудь, если вы прочтете произведения моего соотечественника Гегеля, вы найдете в них указания по этому вопросу.
