Однажды утром жена спросила меня, как совершенно здоровый человек:
– Джордж! Когда же мы поедем в Египет? Едем поскорей!
Эти слова пробудили надежду у врачей; они объявили, что это указывает на возвращение у моей жены интереса к жизни, и убеждали меня не перечить ее желанию. Мы отправились в Египет в сопровождении леди Лонгден. В Каире я нанял большой пароход с отборным экипажем, и под охраной четырех солдат мы отправились вверх по Нилу. Приблизительно через месяц, к своей великой радости, я заметил, что у жены постепенно стали появляться признаки возвращения рассудка. Она проявляла большой интерес к древней скульптуре и храмам, о которых много читала, когда была здорова. Однажды, за несколько дней до катастрофы, она указала мне на изображение Исиды и Гора и сказала:
– Посмотри, Джордж, вот святая мать и святое дитя, – и поклонилась им.
В день, предшествующий катастрофе, моя жена была необыкновенно спокойна. Она все время сидела на палубе, любуясь стоявшим на берегу храмом, высеченным в скале, со статуями, как бы охраняющими его. Потом она смотрела на расстилавшуюся перед ее глазами пустыню, по которой на своих верблюдах проезжали арабы.
Послушав пение суданских певцов, мы спустились спать раньше обыкновенного, так как в этот вечер не было луны. Жена помещалась со своей матерью в большой каюте, находившейся на корме. Моя каюта была рядом с ними по одну сторону, а по другую находилась каюта сиделки. Экипаж и стража помещались на носу. С парохода на берег была перекинута сходня, на которой стоял часовой. Ночью задул шамсин
[12], но я не слышал его, заснув весьма крепко, как и все остальные, включая, вероятно, и часового. На рассвете меня разбудил испуганный голос леди Лонгден, стоявшей у двери моей каюты и спрашивавшей, не знаю ли я, где Луна. Оказалось, что моя жена уже давно ушла из каюты. Мы обыскали весь пароход, но она исчезла бесследно. Я передал дело в руки египетской полиции, начались энергичные розыски, но и они не дали никаких результатов. Тогда явилось предположение, что моя жена упала в воду и утонула, а тело ее унесло быстрым течением Нила. В этом была убеждена и египетская полиция, которая, несмотря на обещанную мною награду в тысячу фунтов за отыскание хотя бы тела моей жены, отказалась от дальнейших поисков.
– Вы говорите, что в эту ночь дул ветер? Я полагаю, что он легко мог уничтожить всякие следы на песчаном берегу, – заметил я.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил лорд Регнолл.
– Хотя я не имею оснований утверждать что-либо положительно, но мне кажется, что ваша жена не утонула и жива в настоящее время.
– Но где она?
– Об этом надо спросить наших старых знакомых Харута и Марута, – ответил я.
– Вы думаете, что она похищена этими негодяями?
– Мне кажется, что это так, хотя «негодяи» – слишком сильное для них выражение. По-своему они честные люди. Не забывайте, что они служат своему богу, да еще такому, которому угрожает другой бог.
Тут я рассказал лорду Регноллу обо всем, что слышал Ханс от старой женщины в Безу, столице мазиту. Он слушал меня с глубочайшим интересом.
– Это удивительная история, – заметил он, когда я окончил свой рассказ. – Но не обратили ли вы внимание на то, что наш ребенок погиб от слона?
– Да, это странное совпадение сильно поразило меня, – ответил я; но, не желая дольше говорить об этом ужасном случае, я попросил лорда Регнолла продолжать свой рассказ.
– Рассказ мой близится к концу, – сказал лорд Регнолл. Утрата сначала ребенка, потом жены, которая была для меня всем, сильно потрясла меня. Жизнь потеряла для меня смысл и интерес, и я вскоре по возвращении в Англию решил покончить с собой. Я уже написал необходимые письма и приготовил пистолет, как вдруг у меня явилась искра надежды… Я позвал Сэвиджа и приказал ему взять места на первом почтовом пароходе, отходящем в Африку, затем приобрел у оружейников большой запас разнообразного оружия – и вот мы здесь.
– Да, – задумчиво повторил я, – вы здесь. И с вами запас снаряжения, которого, пожалуй, хватит на целый полк, – прибавил я, указывая на огромную телегу, доверху наполненную багажом, и целую толпу носильщиков-кафров с отдельными тюками, которые под предводительством Сэвиджа остановились у ворот моего дома.
Глава VIII
Отъезд
Вечером, когда багаж был разобран и заперт в небольшом сарае, мы с лордом Регноллом продолжали наш разговор. Перед этим мы распаковали часть оружия – превосходный набор дорогих охотничьих ружей всех сортов, до годных для охоты на слонов включительно. Вид их, расставленных вдоль стен моей гостиной, привел старого Ханса в большой восторг. Он долго рассматривал их, поглаживая их рукой и давая каждому из них особое название, как будто это были живые существа.
– С таким оружием, – говорил он, – баас может убить самого дьявола. Пусть баас поставит к ним Интомби, – прибавил он.
«Интомби» было мое любимое ружье, почти игрушечное по размерам, однако не раз в прошлом сослужившее мне хорошую службу. Я перевел эти слова лорду Регноллу. Он расхохотался, чему я был весьма рад, так как давно не видел его даже улыбающимся.
Я должен прибавить, что, в дополнение к охотничьему ружью, в багаже было не менее пятидесяти военных крупнокалиберных винтовок системы Снайдерса с большим запасом патронов.
Лорду Регноллу едва удалось добиться их пропуска через таможню.
В этот вечер я перед сном рассказал лорду Регноллу о своем злосчастном председательстве в «Золотопромышленной Компании Доброго Доверия» и об ее печальном конце.
– Вы величайший в мире стрелок, охотник и исследователь, – заметил лорд Регнолл, – но что касается таких дел, как коммерция… Однако я до известной степени благодарен этому мошеннику Джейкобу.
Затем он задал мне ряд вопросов, касавшихся этого дела, и сделал несколько пометок в своей записной книжке. Последнее мне показалось несколько странным, но я ничего не сказал.
Спустя несколько дней я понял причину этих вопросов и пометок.
Однажды утром я нашел на своем столе целый ворох писем, вид которых привел меня в ужас, напомнив мне о проклятой компании. Однако делать было нечего, я взял одно из них и распечатал его.
Оно было от того самого акционера, который на общем собрании предложил всем выразить мне доверие. Читая его, я чуть не упал в обморок. Вот его содержание:
Милостивый государь! Когда я помещал свои деньги в «Золотопромышленную Компанию Доброго Доверия», я знал, что кладу их в надежное место. Теперь, получив от Вашего поверенного чек, по которому мне до фартинга уплачивается все, что я вложил в дело, я могу сказать одно: да благословит Вас Бог, мистер Квотермейн!
Я вскрыл другое письмо, третье, четвертое. Везде было приблизительно одно и то же.
