– Отныне у нас нет другого господина, кроме вас, Шабака, – сказали они. Один за другим они пожали мне руку и приложили ее ко лбу, поклявшись в том, что будут верны мне во всем, пока все мы живы.
Я приказал им пойти и попрощаться с теми, кого они любят, и вернуться обратно через полчаса. Если честно, я не ожидал, что они вернутся. Я сделал это, чтобы дать им возможность сбежать, если представится случай, и надежно спрятаться. Но, как я часто замечал, честность у охотников в крови, и в назначенный час все они вернулись. Один из охотников был с женщиной, которая несла на руках ребенка. Она буквально висела на муже и горько плакала. Когда она откинула покрывало, я увидел, что она очень молода и весьма красива.
Вскоре после полудня мы покинули город Великого царя в сопровождении двух его солдат, которые привезли мне на словах царскую благодарность за лук, который я отправил ему. Он велел передать мне, что будет ценить его превыше всех имеющихся у него сокровищ. При этих словах Бэс скорчил гримасу и завертел глазами. Нас посадили на великолепных жеребцов из царских конюшен, одели в подаренные кольчуги, хотя, покинув город, мы тут же сняли их из-за жары, а еще потому, что кольчуга Бэса натерла ему кожу, потому что была слишком большой для его маленького квадратного тела. Наши вещи вместе с мешками с золотом были уложены на вьючных лошадей, которых вели шестеро рабов. Четверо вооруженных солдат шли сзади, это были сильные воины из личной гвардии царя, а двое царских почтальонов были нашими проводниками. Кроме того, были еще повара и конюхи с запасными лошадьми.
Итак, мы начали путешествие при большом стечении народа и в большом волнении, когда огромная толпа наблюдала за нашим уходом.
Путь наш шел через реку, которую мы должны были пересечь на баржах ниже по течению, поэтому через несколько минут мы подошли к тому причалу, где предыдущей ночью я готовился умереть. Да, там были надсмотрщики, и проклятая двойная лодка все еще стояла там, на ее носу показалось измученное лицо евнуха Хумана, который крутил головой в разные стороны, чтобы хоть как-то избежать атак назойливых мух. Он увидел нас и стал громко кричать с просьбой о жалости и прощении, а Бэс только ухмылялся. Солдаты остановили нашу кавалькаду и один из них, обращаясь ко мне, сказал:
– По приказу царя вы, благородный Шабака, должны посмотреть на этого злодея, который оклеветал вас перед царем, а потом осмелился ударить вас. Если вы хотите, войдите в воду и ослепите его, так, чтобы ваше лицо было последним, что он видел перед погружением в темноту.
Я покачал головой, но Бэс, которому в голову пришла какая-то мысль, прошептал:
– Я хочу поговорить с этим евнухом, позвольте мне и ничего не бойтесь. Я не причиню ему вреда, только добро, если будет такая возможность.
Я сказал солдату:
– Благородные господа не должны сами мстить павшим. Но мой раб тоже был оскорблен, поэтому он хочет сказать несколько слов этому Хуману.
– Пусть будет так, – сказал командир, – но попросите его быть осторожным и понапрасну не мучить несчастного, а то он умрет раньше времени и избежит своего наказания.
Тогда Бэс подобрал полы одежды и ступил в воду, размахивая огромным ножом, а Хуман, едва завидев его, начал кричать от страха. Он добрался до лодки и наклонился к евнуху, тихо разговаривая с ним. Я не мог видеть, что он там делает, потому что его одежда закрывала голову Хумана. Однако я увидел взмах ножа и услышал пронзительный мученический крик, сопровождающийся стонами, после чего я приказал ему вернуться и оставить человека в покое. Потому что, когда я вспоминал, что меня могла ожидать такая же судьба, от этих звуков у меня заболело сердце. Я разозлился на Бэса, хотя жестокие жители востока смеялись.
В конце концов он вернулся, усмехаясь и споласкивая лезвие ножа в воде. Я сердито заговорил с ним на его языке, а он продолжал усмехаться, ничего не отвечая. Когда мы снова двинулись и отъехали от этой ужасной лодки, где сидел воющий пленник, я смотрел на Бэса и так и не мог понять ни его поведения, ни его молчания. Он коснулся рукой своего огромного рта и приложил ее к груди. После этого Бэс был готов разговаривать, хотя и очень тихо, чтобы кто-то, кто понимает египетский язык, не мог услышать нас.
– Вы глупец, мой господин, – сказал Бэс, – если думаете, что я стал бы тратить время, мучая этого жирного мошенника.
– Тогда зачем ты мучил его? – спросил я.
– Потому что мой бог, Саранча, сделав меня карликом, дал мне большой рот и хорошие зубы, – ответил Бэс, пока я таращился на него, думая, что он сошел с ума. – Послушайте меня, господин, я не трогал Хумана. Все, что я сделал, – это перерезал веревки под ним, чтобы ночью он смог развязать их и исчезнуть, если получится. Вы, может, не заметили, но я заметил, что перед тем, как царь приговорил вас вчера к смерти в лодке, он взял какую-то круглую белую печать в форме цилиндра с богами и знаками, вырезанными на ней, которая свисала на золотой цепи с его шеи. Он отдал ее Хуману в знак того, что она является гарантом всего, что он делает. Эту печать Хуман показал хранителю сокровищницы, когда они взвешивали золото, и другим людям, которым было приказано подготовить лодку к вашему приходу. Более того, он забыл вернуть ее, потому что, когда сам по приказу царя был направлен в лодку, я увидел цепь на его одежде. Вы все поняли?
– Не совсем, – ответил я, – но и ты ведь недосказал всего?
– Да, вы правы, господин. Когда я разговаривал с Хуманом после того, как он посадил вас в лодку, я спросил про эту печать. Он показал ее мне и сказал, что тот, кто носит ее, на время становится правителем всей империи Востока. Кажется, это единственная печать, которая сохранилась с древних времен и передается от царя к царю, и, имея ее, каждый правитель, великий или нет, имеет власть над всеми землями. Если печать предназначена для него, он сравнивает ее с оттиском, и, если они совпадают, подчиняется приказам, как будто сам царь отдал их лично. Когда мы дошли до царского двора, без сомнения, Хуман должен был вернуть печать, но, увидев, что царь был пьян или просто притворялся, он помедлил из страха, что, отдав печать, он потеряет свою жизнь. Когда его схватили, вы это видели, от ужаса он забыл обо всем, как и сам царь, и его стража.
– Но, Бэс, вероятно, что тот, кто сажал его в лодку, должен был снять с него печать.
– Господин, даже при хорошем зрении невозможно все видеть ночью. В любом случае я надеялся, что они не заметят печать, вот почему я пошел вброд, чтобы уколоть Хумана. Случилось то, на что я так надеялся, – под его одеждой я нашел цепочку. Затем я заговорил с ним и вот что сказал:
– Я пришел, чтобы выколоть твои глаза, как ты этого заслуживаешь за то, что ты так поступил с моим господином. Однако я хочу предложить тебе сделку. Отдай мне древнюю царскую печать, которая открывает все двери, и я лишь притворюсь, что ослепляю тебя. А еще я разрежу твои веревки почти полностью, чтобы ты мог разорвать их, когда придет ночь, потом прыгнуть в воду и скрыться.
– Возьми ее, если ты сможешь, – сказал тот, – и используй, чтобы вредить и разрушать то, что проклято.
