Раз в неделю по нему проезжает почта. Путешественники, которых дела призывают в эти края, также вынуждены пользоваться данной дорогой. Обычно они объединяются в небольшие группы, чтобы спастись в компании от одуряющего одиночества. Но еще не столь давно это диктовалось и необходимостью отражать возможные нападения апачей. Поскольку же сейчас подобные столкновения крайне редки, так как племя это давно уже перешло к оседлому образу жизни и благодаря зачаткам цивилизации воинственности у него поубавилось, то сегодня даже бытует весьма парадоксальное мнение, что в Мексике дороги менее опасны, чем улицы больших городов, наводненные leperos, или оборванцами, легко пускающими в ход кинжал.
Прежде чем пуститься в путь, Жак и Жюльен наняли слугу, чтобы ухаживать за лошадьми и, когда это будет надо, готовить пищу. Для перевозки вещей был куплен вьючный мул, на которого погрузили тюки с провизией и два небольших чемодана из мягкой кожи, содержавших несколько смен одежды, запас патронов и маленькую аптечку, а также два тонких одеяла из вигоневой шерсти
[187] и прорезиненную палатку, разместившиеся между более громоздкой кладью. Этот багаж и составил vade mecum наших друзей.
Себе на головы они водрузили английские колониальные шлемы, сделанные из сердцевины алоэ, с закрепленной по краям белой фланелью, оставляющей открытой только лицо: такие уборы – лучшая защита от солнца. Костюм их состоял из блузы серого мельтона и панталон из той же ткани, убранных в высокие сапоги из желтой кожи, призванные защищать ноги от колючек, а при случае и от зубов гремучей змеи.
На седельной сумке лежало скатанное серапе – красивое мексиканское одеяло ярких цветов с отверстием посредине, как у южноамериканских пончо, куда просовывают голову.
Каждый был вооружен охотничьим ружьем, мачете – длинным ножом с рукояткой из кожаных колец, наложенных друг на друга, предназначенным для рубки кустарника, и крупнокалиберным револьвером, уложенным в седельную сумку.
Как видите, ничего лишнего или громоздкого.
Сидели они на лошадях, привезенных из Британской Колумбии, которые, получив суровую выучку у своих прежних хозяев и успев привыкнуть к резким перепадам температур, вели себя лучше, чем знаменитые кони Соноры
[188].
Сопровождал путешественников только что нанятый ими управляющий их маленьким хозяйством – двадцатилетний метис со смышленым лицом, сверкающими глазами и задубевшей от загара кожей. Он скакал на приобретенном специально для него муле, награждая животное самыми нежными эпитетами, самыми звучными именами.
Метис не знал ни откуда он родом, ни кто его родители. Он вел вольную жизнь, положившись на Господа Бога, ночуя то там, то здесь, живя то у индейцев, то у метисов, то у белых. У него не было имени, лишь кличка «Сапоте», что означало перезрелый плод ахраса, или сапотиллы
[189], тронутый червоточиной.
А в общем это был веселый, добродушный юноша, готовый услужить своим хозяевам и прекрасно ладивший с лошадьми. Однако во всем, что касалось кухни, полагаться на него не приходилось: единственное, что он мог еще сделать, – это вскрыть банку с консервами, да и то с большим трудом!
Жюльена, который уже бывал в Мексике, ничто не удивляло на этой бесконечной дороге из Аризоны в Гуаймас. Он привык к местным пейзажам, и они его не трогали. Жак, напротив, был в восторге от окружавшей его растительности. Он становился истинным путешественником: его интересовало буквально все, он смотрел во все глаза и слушал во все уши.
Какая разница с тем человеком-посылкой, передвигающимся только по суше, как он величал себя в начале пути! Не стоит добавлять, что в нем ничего не осталось от былого чиновника и записного домоседа. Мысли его приобрели возвышенное направление, горизонт познаний расширился. Словом, метаморфоза, произошедшая с бывшим служащим префектуры, была полнейшей. Эх, если бы не проклятая морская болезнь, Жак со своим невозмутимым хладнокровием, атлетической силой и железным здоровьем был бы идеальным первопроходцем! Но человек несовершенен.
Между Аризоной и Алтаром, расположенными приблизительно в трехстах сорока километрах друг от друга, редко когда встретишь даже более или менее крупную деревушку, не говоря уже о городах, поскольку население в этом районе рассредоточено сравнительно равномерно по всей территории.
Поэтому после нелегкого дневного перехода путешественник вынужден разбивать лагерь под открытым небом, если только ему не повезет наткнуться на какой-нибудь постоялый двор, именуемый здесь вентой. Расположение подобных заведений определяется расстоянием, которое в состоянии пройти за день лошадь, и когда животное уже выбивается из сил, путник, к великой для себя радости, обнаруживает придорожную гостиницу. Вента состоит из собственно постоялого двора – «meson» или «posada» по-испански – с комнатами для людей и конюшнями для лошадей и таверны или ресторана – fonda. Иногда имеется также и tienda, или лавка, где можно купить самое необходимое. В общем, это настоящий караван-сарай.
Жак любил останавливаться на постоялых дворах, где отсутствие изысканной кухни и мягкой постели вполне компенсировалось любопытными зрелищами и возможностью проводить интереснейшие наблюдения. Он обожал подаваемые путникам тортильи, эти пресные блины из кукурузной муки, очень тонкие и очень сухие, являющиеся национальной мексиканской едой и полностью заменяющие простонародью хлеб, и заявлял также, что пульке и мескаль – изысканнейшие напитки и что дичь со стручковым перцем – вкуснейшее блюдо.
Жак стал оптимистом и приходил в экстаз от пышной тропической флоры.
Мы сказали «тропической», хотя путешественников еще отделяли семь с лишним градусов от северной границы тропической зоны. И не ошиблись. Известно, что Мексика разделена на три зоны, имеющие характерные названия «tierra caliente» – «жаркая земля», «tierra templada» – «теплая земля» и «tierra fria» – «холодная земля», причем географическая широта к подобной градации не имеет ни малейшего значения, поскольку в основе данного районирования лежит высота расположения территории над уровнем моря. Tierra fria – это горные склоны на высоте более двух тысяч метров, tierra templada – те же склоны, но расположенные ниже двух тысяч метров, и tierra caliente – побережье двух океанов, простирающееся от моря до подножия гор и частично охватывающее бассейны рек Ри-Браво-дель-Норте и Рио-Хила.
Дорога на Гуаймас пролегала по «теплой земле», и Жак мог вволю любоваться роскошными веерными пальмами, бананами, раскинувшими свои огромные листья, бутылочными тыквами, индигоносами, какаовыми деревьями, хлопчатником, вернувшимся в дикое состояние и своим присутствием напоминавшим о некогда существовавших здесь древних цивилизациях.
