Впрочем, пора уже вернуться к основной сюжетной линии нашего повествования.
Прогулка к цедрону оказала на Жюльена положительное воздействие. Ходьба, которую посоветовал проводник, чтобы облегчить организму усвоение лекарства, явилась своего рода целительной процедурой, и вскоре, словно по мановению волшебной палочки, совершенно исчезли тревожные симптомы, которые с такой настойчивостью заявляли о неизбежном конце.
Это было похоже на воскресение. Жак столь бурно выражал радость по поводу удивительного спасения своего друга, что приводил в недоумение их спутника, у которого были свои представления о поведении белого человека. Жюльен, чувствуя, как силы постепенно вновь возвращаются к нему, упивался счастьем ощущать себя живым.
Друзья всячески выражали проводнику свою искреннюю признательность, и хотя тот, как всегда, был сдержан и молчалив, на губах у него блуждала добрая улыбка, а черные глаза радостно светились при виде французов, громко изъявлявших восторг в связи с чудесным исцелением Жюльена благодаря его своевременному вмешательству.
Привал устроили неподалеку от благословенного дерева, а с зарей, захватив с собой, само собой разумеется, солидный запас стеблей сахарного тростника, небольшой отряд тронулся в путь. Жюльен, почти совсем окрепнув, весело ехал на муле.
По-прежнему двигаясь на юг, наши друзья пересекли долину Чоты, чуть не ставшую местом гибели одного из них, и в полдень уже входили в Ибарру, главный город провинции Имбабура.
Этот красивый город, некогда один из самых процветающих в Республике Эквадор, расположен на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря, почти у линии равноденствия
[236]. Со здоровым климатом, прекрасно построенный, знаменитый историческими памятниками и насчитывавший двадцать пять тысяч жителей, занятых в промышленности, этот богатый населенный пункт, своего рода эквадорская жемчужина, казалось бы, обладал всем, чтобы и впредь пребывать в благополучии. Но, увы, за какую-то минуту славное селение превратилось в груду камней. Шестнадцатого августа 1868 года чудовищной силы землетрясение вспучило почву, разрушило старинные строения и, по существу, полностью уничтожило этот веселый город. Под развалинами зданий погибли десять тысяч человек в самой Ибарре и тридцать тысяч в провинции. Те же, кто выжил, лишенные крова, съестных припасов и помощи, не осмеливались, насмерть напуганные грозным tremblor
[237], двинуться с места, поесть или поспать. Думая, что пришел их последний час, они лишь жалобно всхлипывали, уповая на милость Всевышнего, в то время как мертвые оставались лежать непогребенными под обломками домов.
Президентом республики был тогда Гарсиа Морено
[238], человек беспримерной энергии. Узнав в Кито о катастрофе и ужасной панике, охватившей население пострадавшего от землетрясения района, он сел на коня и одним махом домчался до Ибарры. И кстати: парализованные страхом люди могли просто задохнуться из-за дурного запаха, исходившего от трупов. Собрав народ на площади, Морено громким голосом приказал горожанам приступить к расчистке руин, извлечь оттуда мертвых и похоронить их. Никто не шелохнулся. Но президент был железным человеком и сумел найти выход из сложной ситуации. Он распорядился, чтобы солдаты, прибывшие вместе с ним из столицы, возвели три виселицы, и затем, приблизившись спокойно, с револьвером в руке, к бездействовавшим ибаррийцам, предъявил им ужасный ультиматум: работа или виселица! Толпа сдалась. Морено лично возглавил работающих, увлекая их собственным примером. Он поднимал камни, переносил трупы, копал могилы и сделал передышку лишь тогда, когда удостоверился, что вновь вернул к жизни людей, пострадавших от катастрофы.
Ибарра так и не оправилась от разрушительного удара, нанесенного ей жестокой стихией, и, когда двое друзей увидели это селение спустя одиннадцать лет после землетрясения, значительная часть его, несмотря на усилия муниципалитета, представляла собой руины. Правда, жилые дома кое-как восстановили, но было ясно, что эра процветания для Ибарры закончилась – и надолго.
Пробыв в городе только двенадцать часов, наши французы вновь двинулись в южном направлении и прошли всего лишь в пятнадцати километрах от вулкана Имбабуры. Давно потухший, он время от времени выбрасывает огромное количество грязи и различных органических веществ. Говорят даже, что его название состоит из двух слов: «имба», обозначающего у местных жителей маленькую черную рыбешку Pimelodus cyclopum
[239], и «бура» – «производить». И действительно, в 1691 году люди собрали несметное число выброшенных из чрева горы указанных выше крохотных существ, которые, по-видимому, кишмя кишели в некоем подземном водоеме.
Передвигаясь по немыслимым дорогам, путешественники прошли через местечки Тупигаче, Тобокундо и Качиуанго, прежде чем увидели слева от себя величественно возвышавшийся на пять тысяч девятьсот метров над уровнем моря великолепный вулкан Каямбе – по высоте вторую после Чимборасо вершину Эквадора.
Вулкан Имбабура
Неожиданно остановившись, Жюльен протянул руку в сторону огромного конуса, увенчанного плотным слоем снега, сиявшего под лучами жаркого эквадорского солнца ослепительным блеском.
– Хочешь знать, – спросил он у своего друга, – в каком месте земного шара мы находимся сейчас?
– Догадываюсь, – ответил Жак, к которому после чудесного исцеления Жюльена, спасенного плодами цедрона, вновь вернулось хорошее настроение. – Мы оказались на той самой воображаемой линии, что делит землю на два полушария – северное и южное – и где полуденное солнце не дает тени и может своими прямыми лучами осветить дно глубокого колодца, а день и ночь составляют ровно по двенадцать часов… Короче, мы на экваторе, не так ли?
