– «Мы ни о чем таком и не помышляли, – ответил я месье Алексею. – Поскольку скоро наступит на полгода мертвый сезон, когда из-за холодов работы на прииске будут приостановлены, я прошу вас разрешить нам втроем отправиться на это время в деревенский домишко месье Арно. В Бразилии будет потеплее, ну а солнечного удара мы не боимся.
– Что ж, поезжайте! – ответил патрон, смеясь, что с ним бывает нечасто.
– А затем, – продолжил я, – если дела и впредь пойдут хорошо и принесут крупную прибыль, вы оплатите одному из нас путешествие во Францию, и мы – в расчете. Это такая радость – ступить на землю своих предков!
– Перро, – заявил мне тогда месье Алексей твердым тоном, не допускающим возражений, – мы оставим рудник с первыми холодами и все вчетвером отправимся в Бразилию. Месье де Клене, месье Арно и я сами определим причитающуюся вам долю, и в этом случае вы уже, надеюсь, не станете возражать: ведь эти господа – такие же ваши друзья, как и мои.
И я пообещал ему принять любые предложенные нам условия: поступить по-другому было бы просто невежливо.
Вот таковы наши дела.
Должен сказать, что, продолжая работать, как и раньше, мы с нетерпением ожидаем первых заморозков – с настоящим белым снегом. И тогда – в дорогу, в солнечный край!
В ожидании этого счастливого дня, когда мы отправимся наконец в путь, позвольте, месье, вашему старому слуге, как и его двум братьям, Эсташу и Малышу Андре, выразить вам самые искренние, самые почтительные и дружеские чувства, испытываемые нами по отношению к вам обоим.
Перро, старший брат.
Карибу, 28 сентября 1879 года».
– Тысяча чертей! – воскликнул Жак. – Но сейчас уже двенадцатое ноября… Там, наверное, собачий холод… И не исключено, что они давно погрузились на пароход и прибудут в Жаккари-Мирим раньше нас.
– Вполне вероятно, так оно и будет, – согласился Жюльен. – Им ведь не приходится, как нам, избегать водной стихии.
– Знаешь что, Жюльен…
– Да?
– Вернемся-ка в Гуаякиль и сядем на корабль!
– И долго ты думал об этом?.. Поздно, дружище! Мы должны прибыть в пункт назначения по суше… Ты же сам этого хотел – преисполнившись, прямо скажем, героическими намерениями!
– Но, повторяю, они могут прибыть туда раньше, чем мы!
– Не велика беда!.. Гостеприимность тамошних жителей вошла в поговорку… И, поверь, управляющий поместьем встретит их как нельзя лучше: они же – друзья его будущего хозяина. Так что успокойся – и в дорогу, в Перу!
Глава 12
Двадцать второго ноября 1879 года, спустя десять дней после их отбытия из Гуаякиля, Жак и Жюльен оказались на набережной Салаверри, нового порта вблизи перуанского города Трухильо, выстроенного взамен порта Уанчаго, заброшенного в конце концов из-за многочисленных аварий и поломок судов, обусловленных яростным морским ветром, особо опасным, когда в гавани полным-полно подводных скал.
В пути им, прямо скажем, пришлось нелегко. До Тумбеса, на эквадорско-перуанской границе, они передвигались по ужасным дорогам, извивавшимся вдоль берега Тихого океана, а дальше и вовсе шли по бездорожью, отчего, впрочем, друзьям не стало труднее.
Пустыню с рассеянными по ней скалами, через которую пролегал теперь их путь, перерезали многочисленные реки, пересыхавшие летом и превращавшиеся в бурные потоки в сезон дождей, так что путнику там всегда грозит опасность или погибнуть от жажды, или утонуть в водной стремнине.
Далее небольшой отряд миновал мало чем примечательный городок Тура, перешел, не сделав привала, еще через одну пустыню – Сечуру и, наконец, после долгих мытарств, прибыл в Ламбеке, где берет начало железная дорога, ведущая в Трухильо, воспринимаемая путешественниками, изнуренными переходом по безлюдным местам, как подлинное чудо и соединяющая между собой два столь разнящихся друг от друга мира: скудную пустыню, где человек ощущает себя безмерно одиноким, и шумные города со всеми достижениями современной цивилизации, выросшие чуть ли не в одночасье, словно грибы, во многих точках Южноамериканского континента.
Преодолев пятьсот километров, отделявшие Гуаякиль от Ламбеке, французы отпустили погонщика мулов и пастухов. Поскольку они несли службу исключительно добросовестно, Жюльен, как всегда великодушный, щедро оплатил их труд и разделил между ними мулов.
Деньги и животные составили для этих славных ребят целое богатство, и они, отправляясь в обратный путь, в Кито, от всего сердца славили своих благодетелей. Ну а друзья в сопровождении гида, метиса Эстебана, сели спустя некоторое время в поезд, доставивший их с грехом пополам в Салаверри. Путешественникам, пресытившимся головокружительными подъемами и спусками в пустынных горах, где присутствие человека и его верного мула представляется лишенным всякого смысла, небольшая, протяженностью в сорок пять лье, поездка по едва достроенной перуанской железной дороге доставила неописуемое удовольствие.
Друзья заранее планировали остановиться на два дня в Салаверри, всего в двух километрах от Трухильо, расположившись лагерем на берегу реки Рио-Моче, в долине Чилу, и воспользовавшись свободным временем, чтобы раздобыть лошадей, на которых они намеревались проделать еще восемьдесят лье в том же, южном, направлении до самого Гуачо, откуда им предстояло проехать по железной дороге через Лиму в Ику. Однако в пути, уступив настойчивым советам и просьбам своего спутника, соседа по купе, они отказались от первоначального замысла. Вообще-то, относясь сдержанно к новым знакомствам, парижане не устояли перед радушием и сердечностью путешественника, предложившего себя в полное распоряжение французов.
Их попутчик учился в Париже, превосходно говорил по-французски и, похоже, принадлежал к знати, хотя и был слишком уж обвешан драгоценностями, следуя привычке, столь милой сердцу испано-американцев, и обладал, как и они, естественной склонностью к болтовне. Кроме того, он, судя по всему, довольно хорошо знал этот край и, неустанно восхваляя его сказочно прекрасные ландшафты и достопримечательности, недвусмысленно давал понять, что друзья могут воспользоваться его гостеприимством, и они согласились не отвергать услуг бойкого приятеля.
Разговор как-то сам собой переключился потом на кровопролитную бойню между Чили и Перу, результаты коей, по мнению французов, были неблагоприятны для последней страны, – тема, понятная в данных условиях.
И тут незнакомец ощутил новый прилив красноречия. Никогда самый что ни на есть настоящий гасконец, взнуздывающий своего гомерического дромадера, чтобы отправиться на нем на войну, не смог бы переговорить этого перуанца, который, предсказывая быстрый крах чилийцев, с наслаждением обрисовывал его в мельчайших деталях и при этом не проявлял ни намека на великодушие по отношению к противнику, находившемуся вовсе не в столь плачевном состоянии, как он живописал, а, скорее, в прямо противоположном. Преисполненный патриотическими чувствами, пассажир восхищался массовыми выступлениями народа в поддержку античилийской политики, восторгался героизмом милиции и энергичным поведением правительства, перечислял имевшиеся в распоряжении его отчизны ресурсы – оружие, людей, морские суда и деньги – и затронул вопрос о значении и объеме поставок в Перу военного снаряжения, беспрерывно отправляемого в эту страну из Европы и Америки.
