– Зачем он убил дракона? Чтобы съесть? Или дракон напал на него?
Ответом на мой вопрос был взрыв смеха. Неудивительно: ведь это был миф, а подобные сказания никогда не отличались глубиной исследования человеческих помыслов и мотивов. Все равно, что спросить, почему Хальтаф в «Книге Ересей» отказался от раганитских даров: возможно, толкования, измышленные схоластами, в своем роде познавательны, однако само сказание ответа на этот вопрос не дает. Ясно было одно: с тех пор убийство драконов – табу.
Все это я пересказала Натали с мистером Уикером в тот же день, за утомительным рутинным занятием – стиркой одежды в специально для этого собранной воде. (Грунтовая вода не годилась, так как часто была грязна. К счастью, грозы, регулярно, как по часам, разражавшиеся каждый день после обеда, вполне обеспечивали нас дождевой.)
– Значит, если мы убьем дракона, они этого не одобрят, – подытожил мистер Уикер, выжимая одну из своих рубашек.
К чести этого человека, ни разу он не просил нас с Натали постирать за него – хотя, если вдуматься, это, скорее всего, было следствием сомнений в нашем умении стирать, причем вполне обоснованных. Обе мы получили слишком благородное воспитание, чтобы иметь опыт в подобных занятиях, и мистер Уикер, родившийся в Нидди и выросший в рабочей семье, понимал в них намного больше, чем мы.
– В той же мере, в какой мы не одобрили бы того, кто сорвет еще одну смокву с Древа Познания, – подтвердила я, без особого успеха пытаясь отстирать грязь с подола юбки.
Натали развешивала выстиранное на веревке для просушки (насколько это было возможно в вечно сыром воздухе джунглей).
– Значит, никаких опытов с костью, если только вы не решите попробовать сделать это втайне от всех.
Мы с мистером Уикером переглянулись и покачали головами.
– Нет, – сказал он, – по крайней мере пока. Слишком велик риск, что нас обнаружат, и мы лишимся их расположения.
– Кроме того, – добавила я, – метод, с определенными поправками, работает и для степных змеев, и для горных, хотя родство между ними в лучшем случае самое отдаленное. Думаю, мы можем допустить, что он сработает и для болотных. И, как бы мне ни хотелось изучить образцы не только в плане консервации кости, мистер Уикер прав: если мы лишимся расположения мулинцев, работе это в конечном счете только повредит.
За разговором я не оставляла попыток отстирать юбку, но мысли мои унеслись вдаль, и потому я вздрогнула от неожиданности, когда кто-то забрал юбку из моих рук. Опустив ее на крышку от ящика, заменявшую нам стиральную доску, мистер Уикер взялся за дело и в считаные секунды достиг того, на что мне потребовалась бы в лучшем случае не одна минута.
– Благодарю вас, – сказала я, густо покраснев. – Скажите, не слишком ли вы ужаснетесь, если я после просушки распорю ее надвое и перешью в штаны?
– Ох, сделай милость! – с огромным облегчением воскликнула Натали. – Тогда и я не буду чувствовать себя виноватой, если поступлю так же. Ходить в юбке в этих местах – чистое безумие!
В Выштране мистеру Уикеру уже доводилось видеть меня в штанах, и это пришлось ему не по нраву, но в те времена мы вообще с трудом терпели друг друга.
– Да. Пожалуй, так будет практичнее, – лишь слегка скованно ответил он.
Мы с Натали дружно провели вечер, распарывая и перешивая одежду – к немалому веселью наших хозяев на следующее утро. С их точки зрения, единственная разница между мужским и женским платьем состояла в том, как носится набедренная повязка, и юбки против штанов мало что значили для них в этом отношении. Но мы с Натали в этаком мужском наряде чувствовали себя неловко, и это давало о себе знать. Однако со временем мы приспособились. Отсюда и пошло мое обыкновение во всех экспедициях переодеваться в штаны, долгие годы служившее поводом для сплетен. (Что бы там ни утверждали желтые газетенки, на родине я в штанах не хожу, хотя раз или два подумывала об этом. Инцидент в Букеровском клубе не в счет: в тот вечер я была чрезвычайно пьяна.)
Решение оказалось весьма своевременным: на следующий день нам предстояло менять место стоянки. Я уже говорила о склонности мулинцев переходить из общины в общину, но кроме этого среди них принята и миграция целых общин: с течением времени запасы еды в окрестностях стоянок истощаются, и, чтобы найти дичь и дикие фрукты, приходится переезжать на новое место.
Для нашей экспедиции это было делом нелегким, и мы предвидели трудности еще в тот день, когда забивали ослов. Тяглового скота у мулинцев нет, все пожитки носят на спине, в корзинах, крепящихся к налобной обвязке. Метод весьма эффективный – для тех, чьи шейные мускулы к нему привычны. Однако о нас четверых, включая и Фаджа Раванго, сказать этого было нельзя. Да и снаряжения у нас было больше, чем можно унести таким образом.
Лучшие из догадок, сделанных нами в попытках перевести «расстояние, которое может пройти до полудня мужчина-мулинец с поклажей» в ширландские меры длины, гласили, что община намерена углубиться в болота километров на пятнадцать. Кое-что из вещей мы вполне могли бросить – как выяснилось, реальной нужды в них не было. (Истинно мулинское чувство, с годами вошедшее в привычку и у меня.) От других вещей можно было, так сказать, избавиться, вдохновив членов общины взять их себе: они редко возражали, если мы «одалживали обратно» то, что нам нужно. Но кое-что – в первую очередь, ящики с джином и сохраненной драконьей костью – представляло собой настоящую проблему.
– Что ж, – со вздохом сказал мистер Уикер. – Пожалуй, можно поставить еще один опыт. Закопать кости и проверить, как они продержатся в этой грязи.
С этими словами он ковырнул ногой влажную почву.
Ящик с костью был наглухо заколочен гвоздями. Мулинцы не знали, что внутри, и я бы предпочла, чтоб так оно и оставалось.
– Но сможем ли мы после найти его? Сейчас мне кажется, что я прекрасно знаю эти места, но ведь пройдет неделя – и для меня этот клочок джунглей ничем не будет отличаться от любого другого.
– Они помнят это место, – заверила меня Натали, выуживая из нашей поклажи мачете. – Думаю, Фадж Раванго сумеет его отыскать. Нужно будет только попросить о помощи. Вот. Боюсь, другой замены лопате у нас нет.
Яму копали двумя мачете и голыми руками. В твердой земле таким образом много не накопаешь, но здесь, на болотах, нужно было всего лишь прорубиться сквозь густое переплетение корней, а затем вычерпать жидкую грязь горстями. (И после каждой горсти сделать паузу, чтобы стряхнуть с рук множество мелких ползучих тварей.) Конечно, наше занятие привлекло немало зрителей, но мы сумели утолить их любопытство, сказав, что просто не хотим напрасно тратить сил, таская содержимое ящика с собой.
Все остальное разложили по вьюкам, корзинам и так далее. Акиниманби уговорила своего мужа Мекисаву понести наши бутылки с джином, извлеченные из ящика и для сохранности обернутые одеждой. Мекисава немного поворчал на то, что ему придется тащить корзину, «как мальчишке» – взрослые мужчины в походе не обременяли себя почти ничем, кроме сетей и копий, – но без всякой злости согласился: груза каждому из нас досталось немало. И вот, взвалив груз на плечи, мы вместе с нашими хозяевами-мулинцами отправились к месту новой стоянки.
